В декабре 2010 г. президиум Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви инициировал дискуссию вокруг проекта документа «О принятии в лоно Церкви обращающихся из расколов». Отсутствие соборного решения относительно данного документа свидетельствует о незавершенности начавшегося несколько лет обсуждения. Главным камнем преткновения для участников дискуссии стал вопрос о каноническом статусе крещений, совершенных в христианских сообществах, отделившихся от единства с кафолической Церковью. Публикация статьи доцента Минской духовной академии А.В. Слесарева продолжает дискуссию по столь значимому для современной церковной жизни вопросу.

В отличие от крещений, совершаемых в еретических религиозных сообществах с радикально искаженной христианской доктриной (например, у гностиков), крещения в расколе издревле могли признаваться Церковью действительными. По этому поводу святитель Василий Великий в своем первом каноническом правиле писал: «Крещение раскольников, яко еще не чуждых Церкви, приимати: а находящихся в самочинных сборищах исправляти приличным покаянием и обращением, и паки присоединяти к Церкви». Подобный подход к оценке канонического статуса раскольнических крещений проявляло большинство святых отцов и церковных Соборов. Предупреждая о пагубности разделений между христианами, кафолическая Церковь избегала категорического отрицания наличия некоторых даров Духа Святого в пораженных грехом раскола христианских сообществах. Исходя из такого понимания, на протяжении столетий без повторного крещения происходило воссоединение с Церковью не только раскольников (новатиан, донатистов, мелетиан и др.), но даже еретиков (ариан, несториан, монофизитов, монофелитов, иконоборцев и др.).

Рассуждая над проблематикой христианских разделений, выдающийся русский богослов протоиерей Сергий Булгаков призывал избегать «упрощенных схем» в отношении «внецерковного христианства», каковым он именовал ереси и расколы. Под «упрощенной схемой» им подразумевалась такая каноническая позиция, при которой всякое отделение христиан от единства с кафолической Церковью трактуется как абсолютное отпадение их от источника церковной жизни, лишающее освящающей и спасающей благодати Божией. Итогом подобного упрощения становится полное размывание границ между «внецерковным христианством» и нехристианскими религиями, между крещеными и некрещеными. Согласно мнению протоиерея Сергия, при канонической и экклезиологической оценке межхристианских разделений Церковь всегда различала уровни удаления еретиков и раскольников от кафолической полноты: «Церковь признает разницу между христианством и нехристианством и в каком-то смысле считает своим все, находящееся в грани крещения, даже если данное исповедание находится в разрыве или разлучении с нею»[1]. Анализируя церковные правила и определения в отношении раскольников, он указывал на то, что за видимыми земными границами кафолической Церкви существует некоторая внешняя церковная зона (Ecclesia extra Ecclesiam), не совпадающая с единством церковной организации, но являющаяся церковной периферией[2]. Придя к таким выводам на основании анализа церковных правил и соборных определений в отношении раскольников, протоиерей Сергий охарактеризовал понятие уровней отдаления еретиков «каноническим фактом», еще недостаточно осмысленным на догматическим уровне[3]. Подобных воззрений придерживался также митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) (1891-1961), отмечавший существование «различных степеней отчуждения от церковного Тела»[4].

Другой крупный православный богослов ХХ века Святейший Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский) был убежден в реальности крещений, совершаемых в расколе: «Есть нечто большее, что было усмотрено соборным разумом Церкви и дало возможность рядом с исповеданием веры во единую спасающую Церковь безбоязненно поставить веру и в единое крещение, согласное с Господним повелением, хотя бы это крещение совершалось и вне Церкви»[5]. Рассуждая о проблеме соотношения действительности раскольнических крещений с последствиями канонических прещений, неизбежно налагаемых на схизматические сообщества, патриарх Сергий писал: «Прежде всего нужно иметь в виду, что внешняя строгость, или суровость, отношений к церковной практике отнюдь не непременно означает окончательный разрыв с грешником, скорее наоборот. (…) Если к раскольникам применяются известные нарочитые меры осуждения, то это скорее говорит за то, что их Церковь велит считать все-таки еще братьями, церковниками, только согрешившими и потому нуждающимися в мерах исправления»[6].

При знакомстве с рассуждениями патриарха Сергия (Страгородского), митрополита Николая (Ярушевича) и протоиерея Сергия Булгакова может возникнуть недоумение относительно якобы новаторского характера их богословствования, приписывающего Церкви учение об «уровнях отдаленности от кафолической полноты» и «сохранении раскольниками некоторой причастности к церковной жизни». Однако подобные суждения не расходятся с православной богословской традицией и церковным преданием. Так, еще в IV ст. епископ Оптат Милевийский в своем трактате «Раскол донатистов» (De schismate Donatistarum) именовал отпадение раскольников от Церкви не полным, допускающим признание совершаемых ими таинств[7]. Убежденность епископа Оптата в существовании некоторой причастности раскольников к церковной жизни не базировалась на прораскольнических симпатиях, побуждавших изыскивать средства к оправданию схизмы. Остерегаясь категорических суждений в вопросе экклезиологического статуса раскольнических сообществ, он с предельной бескомпромиссностью осуждал грех раскола, именуя повинных в нем уподобившимися антихристу[8]. Эту же мысль продолжил блаженный Августин Иппонский (IV-V вв.) в своих трактатах «О крещении, против донатистов» (De baptismo contra donatistas) и «Против Крескония грамматика» (Contra Cresconium grammaticum). Признавая действительность совершенного в расколе крещения, он указывал на сотериологическую бесполезность и даже пагубность этого таинства, совершенного вне ограды кафолической Церкви. Основной причиной, лишающей схизматические таинства спасительной силы, является гордость раскольников и отсутствие у них подлинной христианской любви, побуждающей к разрыву общения с кафолической Церковью. Более того, согласно воззрениям блаженного Августина, крещение в расколе приносит христианину духовный вред и влечет за собой вечное наказание. Однако при возвращении в кафолическую Церковь схизматику возвращается право владения тем, что он некогда похитил у Церкви. Восстановление кафолического единства дарует схизматикам не только прощение, но и возможность быть причастным к благодатным и спасительным дарам таинства крещения, доступ к которым для них ранее был закрыт[9]. Крещение в расколе может быть сравнимо с формой, не наполняемой необходимым спасительным содержанием. Возвращение в единство с кафолической Церковью возвращает схизматикам сотериологическую действенность таинства крещения. Таким образом, даже Древней Церкви было свойственно признание некоторой причастности раскольников к церковной природе, но при этом сам раскол всегда воспринимался как греховное противление Христу и Его Церкви, лишающее человека спасения и наследия вечной жизни.

Некоторое исключение в общецерковной позиции по вопросу канонического статуса крещения раскольников составляет священномученик Киприан Карфагенский (III в.), категорически отрицавший возможность действия Духа Божия вне пределов видимых границ кафолической Церкви. Святому Киприану принадлежит известная формула «вне Церкви нет спасения» («Extra Ecclesiam nulla salus»), духом которой пропитаны многие его творения: «Единство не должно дробиться; (…) все, что только отделилось от жизненного начала, не может, с потерею спасительной сущности, жить и дышать свободной жизнью»[10], «никто не может быть крещен на стороне, вне Церкви»[11], «Церковь одна и вне Церкви крещение невозможно»[12].

Поскольку в таинстве крещения происходит мистическое введение человека в Церковь Христову, совершение его вне Церкви принципиально невозможно. И в этом заключается несомненная правота священномученика Киприана. Однако допустимо ли следование за карфагенским святителем в отрицании некоторой, пусть и значительно поврежденной, причастности раскольников к церковной жизни? Самим фактом неоднократного воссоединения схизматиков посредством покаяния или миропомазания Церковь засвидетельствовала обратное. Согласно мнению целого ряда авторитетных исследователей, присущая святителю Киприану Карфагенскому бескомпромиссность суждений имела своим следствием возникновение нескольких крупных церковных расколов ригористического характера. Одним из них был поразивший Карфагенскую Церковь раскол донатистов (нач. IV – VII вв.), логически завершавший непримиримо строгую вероучительно-мировоззренческую концепцию священномученика Киприана. Признавая высокий учительный авторитет названного святого отца, профессор Н.М. Зернов вынужден был указать на то, что «каждый раз, как члены Церкви пытались принять целиком учение Киприана, они впадали в сектантство и теряли общение с Вселенской Церковью. Лучшим примером последнего может служить сама Карфагенская община, которая бескомпромиссно восприняв в лице своего большинства учение св. Киприана, потеряла свое единство и в конечном итоге исчезла навсегда с лица земли. Больше того, можно утверждать, что целый ряд других глубоких расколов среди христиан были вызваны попытками всецелого применения к жизни теории св. Киприана. Нужно признать, поэтому, что практически его учение оказалось не охраняющим, а разрушающим началом в истории Церкви»[13]. Другой крупный православный богослов протопресвитер Георгий Флоровский, давая оценку суждениям священномученика Киприана Карфагенского о церковном единстве, полагал необходимым подчеркнуть, что «практические выводы св. Киприана никогда Церковью приняты не были, и правила церковные о воссоединении раскольников и еретиков молчаливо предполагают, что Дух дышит и в сынах противления. (…) Церковь свидетельствует, что таинства совершаются и в расколах, и даже у еретиков, – пусть не во спасение»[14].

Официальная позиция Русской Православной Церкви по вопросу экклезиологического статуса раскольнического крещения была сформулирована в документе «Основные принципы отношения к инославию», принятом на Юбилейном Освященном Архиерейском Соборе 2000 г.: «Православная Церковь устами святых отцов утверждает, что спасение может быть обретено лишь в Церкви Христовой. Но в то же время общины, отпавшие от единства с Православием, никогда не рассматривались как полностью лишенные благодати Божией. Разрыв церковного общения неизбежно приводит к повреждению благодатной жизни, но не всегда к полному ее исчезновению в отделившихся общинах. Именно с этим связана практика приема в Православную Церковь приходящих из инославных сообществ не только через Таинство Крещения. Несмотря на разрыв единения, остается некое неполное общение, служащее залогом возможности возвращения к единству Церкви, в кафолическую полноту и единство»[15]. Таким образом, современный взгляд Русской Православной Церкви на проблему признания крещений, совершенных в схизматическом сообществе, лишен ригористической строгости, присущей священномученику Киприану Карфагенскому. Подчеркивая ненормальность и даже ущербность раскольнического крещения, Русская Православная Церковь воздерживается от абсолютного отрицания возможности действия в нем благодати Духа Святого.