«Не слушайте, возлюбленные, тех людей, которые бегут от Литургии, бегут от Чаши. Это несчастные, заблудшие, жалкие люди»[1].

Известный богослов начала ХХ столетия профессор Таубе, однажды заметил: «Христиане так устроены, что в погоне за второстепенным теряют самое главное – Христа».

Безусловно, многие знают, что природа Церкви Евхаристична по своей сути. Это значит что каждый из нас, членов Церкви, имеет право и обязанность пить от Чаши Нового Завета, поскольку через воды Крещения мы вступили в Вечный Союз Бога и человека. Возглашением: «Со страхом Божиим и верою приступите» все верные приглашаются к участию в пире Небесного Жениха, чтобы разделить радость общения в Чаше Единства. Мир, разделенный грехом, страдает от этого разделения, и Церковь воссоединяет разрозненных людей: «нас же всех, от единаго хлеба и чаши причащающихся, соедини друг ко другу, во единаго Духа Святаго причастие» [2]. Любовь Христова, которую мы получаем в даре Евхаристической Чаши, растворяет наш панцирь, нашу социальную маску, избавляет нас от синдрома «испуганного ежика». Мы перестаем быть колючими по отношению к ближним, и каждый становится самим собой. Почему важно растворить любовью, а не содрать с себя эту скорлупу? Иначе, неподготовленный, но измученный и израненный внутренний человек без своей психологической защиты просто умрет от таких резких перемен.

Движение навстречу Христу должно быть в первую очередь со вниманием, ведь мы так устроены, что постоянно отвлекаемся на сторонние объекты, и межличностного диалога в системе Бог-человек не получается. Постоянное причащение помогает настроиться на нужный лад, ведь в этом Таинстве действует не один только человек, идущий навстречу Христу, но и любящий Бог Отец дающий силу для взросления во Христе (Еф.4:13). Взрослость — это обязательно ответственность. И мы христиане ответственны за то бесценное дарование, которое получили в таинстве крещения, т.е. возможность быть с Господом, чтобы жил уже не я, но жил во мне Христос (Гал. 2:20). Для того чтобы быть со Христом нам нужно обернуться и выйти на встречу Нашему Небесному Родителю. Это будет долгое, радостное и ответственное путешествие веры которое исцелит душу. Отправной точкой станет Таинство Покаяния, а итогом – постоянное Богообщение, которое начнётся в нынешней, и будет длиться в будущей жизни (1 Фес.4:17). При этом главное не отвлекаться по мелочам. Даже если по дороге Домой к твоей одежде прилипла грязь греха, всегда можно очиститься, убелится слезами покаяния.

Литургия, как наше «общее делание», по определению не может быть только сугубо частным освящением[3], это всегда явление миру Церкви, т.е. единства. Если этого не происходит, то возникает вопрос о здоровье общины. Будучи частью мистического Тела Христова наша задача максимум – содействие единству Церкви. Но сейчас нередко мы можем услышать мнение, подрывающее эту общинность; мнение о том,  что, вследствие  своего внутреннего недостоинства (1Кор. 11:27)[4], христианин не должен часто приступать к Святым Тайнам. Святые отцы резко выступали против такого ложного представления, чему иллюстрацией могут послужить слова святителя Кирилла Иерусалимского: «Ради скверны грехов не лишайте себя сих Священных и Духовных Таин»[5]. Эта норма зафиксирована и в каноническом праве: «Все входящие в церковь и слушающие священные писания, но по некоему уклонению от порядка не участвующие в молитве с народом или отвращающиеся от Причащения святой Евхаристии, да будут отлучены от Церкви дотоле, как исповедаются, окажут плоды покаяния и будут просить прощения, и таким образом возмогут получить оное…» (2-е правило Антиохийского Собора[6]). Комментируя это правило, знаменитый толкователь XII в. Иоанн Зонара объясняет, что «уклонением отцы назвали здесь не то, если кто ненавидит Божественное Причащение и по этому не приступает к Приобщению, но то, если кто избегает его, может быть из благоговения и как бы по смиренномудрию».

  На Вечери Господней ни один из апостолов, (и даже Иуда[7]), не отказался от общения в Евхаристической Чаше из-за мнимой «неподготовленности», что заставляет задуматься о пагубности современной практики непричащения как добровольного отдаления от Бога. «От причастия сами себя не отлучайте»[8], — увещевает свою паству в IV веке святой Кирилл Иерусалимский.

Практика редкого причащения уходит своими корнями в Византийскую литургическую культуру. Это способствовал целый ряд причин, но из них можно выделить наиболее яркую. Известны придворные нравы:  убийства, прелюбодеяния, вытравления плода были обыденностью, но за столь тяжкие грехи люди получали достойную епитимью от священников, воспитанных на высоких идеалах аскезы. Древняя покаянная практика Церкви вынуждала таких людей находиться в притворе. Их и называли «кающимися». Мы можем представить себе ситуацию, что каждый проходивший через нартекс, тыкал пальцем, злорадствуя: «Вот мой ближний тяжко согрешил». Понятно, что никто не хотел оказаться на позорном месте[9], а поскольку совесть все же обличала человека, то он и не решался подходить к Евхаристической Чаше. Постепенно количество непричащающихся возросло, и причащение стало событием в жизни человека. Отсюда и поздравление «С Причастием!» — ведь событие весьма редкое и значительное. Об этом сохранилось свидетельство, принадлежащее великому Констанипольскому архипастырю — святителю Иоанну Златоусту: «Многие причащаются этой жертвы однажды во весь год, другие дважды, а иные несколько раз»[10]. Именно эту традицию наши предки переняли при Крещении Руси.

Параллельно с этим, Евхаристия постепенно стала восприниматься как предсмертное таинство, некое «напутствие». Можно вспомнить забавный случай из русской классики. Один из литературных героев узнав, что пригласили священника со Святыми Дарами, говорит: «Неужели я так плох?», подразумевая, что Причащение дают безнадежно больным и умирающим.

Сложившаяся таким образом культура непричащения, как мы видим, имеет корни в греховных склонностях определенной исторической эпохи. Поскольку причащались редко, было введено говение[11], как некая подготовка встречи со Христом для людей приходивших впервые и не знавших Его до этого. Говение (eulabeia — греч. букв. «осторожность», «предусмотрительность»; лат. pietas – «благочестие»), по сложившейся практике, включает в себя 3 дня поста и чтение некоего молитвенного минимума из канонов и правила ко Святому Причащению. Данные молитвословия необходимы для деятельного осознания своей греховной сущности и благочестивого размышления о тайне Боговоплощения [12] — это отрывает говеющего от привычной погруженности в будничную суету — в ожидании Дорого Гостя мы выметаем двор нашего сердца от сора и паутины мелких страстей.

Личную норму дней добровольного поста и молитвенного правила для практикующих христиан принято согласовывать с духовным отцом, которому они вверили попечение своей духовной жизни. Но не время, употребленное на подготовку к Таинству, делает достойным человека, а тот целостный образ жизни, который он ведет. В древности существовал обычай, согласно которому некоторые посвящали сорок дней Великого поста подготовке к Евхаристии, затем на Пасху причащались и после этого воздерживались от Причастия в течение всего года. На это святитель Иоанн Златоуст вопрошал: «Скажи мне, увещеваю: приступая к причащению через год, неужели ты думаешь, что сорока дней тебе достаточно для очищения твоих грехов за все время? А потом, по прошествии недели, опять предаешься прежнему?.. Сорок дней ты употребляешь на восстановление здоровья души, а быть может даже не сорок, и думаешь умилостивить Бога? Ты шутишь, человек. Говорю это не с тем, чтобы запретить вам приступать однажды в год, но более желая, чтобы вы непрестанно приступали к Святым Тайнам»[13].

Литургия – таинство любви и непричащающийся является сторонним наблюдателем, погружённым в глубокий сон собственной мечтательности. Мы не должны забывать о том, что по Промыслу Божию удостоены приглашения на мистический брак с Женихом-Христом; но если ты только смотришь и размышляешь, но ничего  не ешь, значит, ты сам себя отторгаешь от общения с Ним. Но как крещеный человек, имея возможность и обязанность быть со Христом, может дерзать не приступать к чаше? Святитель Иоанн Златоуст считает, что для него такая Литургия бесплодна: «О человек! Ты недостоин причастия? Тогда ты недостоин и слышать молитвы Литургии. Ты слышишь диакона, который стоит и взывает: «Те, которые пребываете в покаянии, все просите Бога, дабы вас простил». Те, которые не причащаются, находятся все еще в чине кающихся. Итак, что ты стоишь? Если ты в чине кающихся, тогда ты не можешь причаститься, ведь тот, кто не причащается, среди кающихся находится. Для чего взывает: «Изыдите те, которые не можете молиться Богу», а ты стоишь нагло? Если же ты не из кающихся, но из тех, кто имеет возможность причащаться, как же ты не заботишься, чтобы причаститься? Или ты не считаешь Причастие великим даром и пренебрегаешь им? Задумайся, прошу тебя! Здесь царская трапеза, ангелы служат на этой трапезе, Сам Царь здесь присутствует, а ты стоишь, как зевака… Если бы кто-нибудь был приглашен на трапезу, пошел туда, помыл руки, сел и приготовился к трапезе, а затем не стал бы есть, разве он не оскорбил бы того, кто его пригласил? Не лучше ли было бы, если бы он не приходил вообще? Так и ты: пришел на трапезу, пел с остальными песнопения, исповедовал, что ты достоин, поскольку не удалился вместе с недостойными. Как же ты можешь оставаться, но не причащаться от этой Трапезы?.. Господь нас призывает взойти на небеса, на трапезу великого и чудного Царя, а мы отказываемся, и медлим, и не спешим, и не стремимся к этому. И какая тогда надежда на спасение нам остается?»[14].

 [1] Венамин (Федченков), митрополит. Беседы о Литургии. М.: Правило веры, 2007. – 14 С.