Апробационная статья студента III курса Минской духовной академии священника Игоря Васько.

Будущее европейского сообщества во многом зависит от тех процессов, которые проходят в государствах т.н. постсоветского пространства, которое совпадает с географическим расположением Восточной Европы. Крупнейшим государством этого ареала является Российская Федерация, по-прежнему обладающая огромным потенциалом, политическим, демографическим и ресурсным. В данный момент российское общество является обществом переходного типа и нельзя с достоверностью сказать, какой путь развития оно выберет, однако очевидно, что трансформационные процессы, происходящие в этом государстве, не могут не повлиять на развитие всего мирового сообщества.

Среди важнейших факторов развития российского общества, которые обращают внимание исследователя, является позиция Русской Православной Церкви. Это объясняется тем влиянием, которым она пользуется в Российской Федерации. Согласно опросам общественного мнения, в течение уже многих лет только два обществен­ных института пользуются стабильным доверием россиян: армия и Православная Церковь. Число людей, испытыва­ющих к ним доверие, уверенно превышает 50 процентов и весьма значительно превосходит уровень доверия к Прези­денту, правительству или к Думе[1]. По оценкам социологов, в 2000 г. «очень хорошее» и просто «хорошее» отношение к православию выска­зывали 94% населения. Это, значительно выше, чем удельный вес веру­ющих среди населения. «Проправославный» консенсус охватывает представителей всех мировоззренческих групп. Среди верующих разных конфессий «хорошо» и «очень хорошо» к православию относятся 98%, колеблющихся – тоже 98, неверующих – 85, атеистов – 84%[2]. Поэтому для современной политической системы России, которая осуществляет переход к демократии, важ­ным является отношение Церкви к формирующимся де­мократическим ценностям и институтам. Исследователи переходов к демократии в различных странах мира кон­статируют сложности перенесения демократических ин­ститутов и ценностей на новую почву. По их мнению, важный временной отрезок в этом процессе занимает выработка самобытной демократической системы в кон­кретной стране. В этой связи становится важным, какую позицию по этому вопросу занимают традиционные ин­ституты общества, такие как религиозные общины[3]. Хорошо известно, что в некоторых странах мира, таких как Швеция, Италия, Испания именно традиционные рели­гиозные общины сыграли решающую роль в укоренении демократии. В этих случаях, как правило, речь шла о поддержке демократических институтов, самобытном про­чтении демократических ценностей, а также решении проблем, стоящих перед государством и обществом.

В связи с этим появилась серьезная необходимость рассмотреть, какие политические взгляды и установки Православная Церковь готова формировать сегодня в сознании россий­ских граждан. Может ли православное мировоззрение на уровне догматических, канонических и социальных установок оказать положительное влияние на современное  российское общество в плане укоренения в его ментальности демократических ценностей, не противоречит ли демократическим правовым нормам то место, которое занимает Русская Православная Церковь как политический актор в системе религиозно-государственных отношений и политической жизни Российской Федерации.

Ряд российских и западных исследователей склонны критически оценивать способность православного мировоззрения и Православной Церкви как организации стать положительным фактором в развитии демократии в России. Этот взгляд утвердился уже на уровне западного общественного мнения. В частности можно привести следующий пример. Незадолго до первых президентских выборов Б.Н. Ельцин давал интервью итальянскому ТВ. Одним из центральных был вопрос: «Не кажется ли Вам, что Православие с его традицией соборности, т.е. коллективизма, является препятствием на пути к демокра­тическому обществу, где ценится, прежде всего, индивидуум?» (Также прозвучал вопрос об отрицательном влиянии православных ценностей на формирование рыночной экономики)[4].

В частности исследователи, критически оценивающие общественный потенциал Православия, указывают на следующие факты.

В первую очередь критически осмысливается православное вероучение. Здесь имеется в виду не столько догматичность православного учения, его опора на традицию, канон (т.е. правило), настороженность к новшествам вероучительного, богослужебного и нравственно-этического характера. Первостепенную важность имеет то, что православное вероучение отличается ярко выраженным эсхатологизмом, то есть ориентирует человека, прежде всего, на приготовление к загробной жизни. В отличие от хорошо исследованной протестантской этики, Православие не настраивает человека на активную деятельность. «…РПЦ имеет развитую литургическо-аскетическую монастырскую этику, но не имеет социально ориентированной этики, например, светской трудовой», — отмечал игумен Вениамин (Новик)[5]. Данный подход опирается на веберовскую методологию объяснения социальных процессов. В рамках этой методологии культура представляется не сферой, а ценностным содержанием всех сфер жизни (политической, экономической и интеллектуальной). Поэтому, чтобы быть по-настоящему успешной, модернизация должна затронуть коренные культурные пласты всех сфер общества одновременно[6]. В российской ситуации это значит, что должно быть преодолено давление традиции, сформировавшейся под воздействием Православия. В качестве иллюстрации отсутствия в России рыночной психологии отечественный исследователь В.Г. Федотова приводит следующий пример. В отечественных и зарубежных аудиториях она задавала один и тот же вопрос: если вы производите картошку и продаете ее по цене 6 руб. за 1 кг., а у вас согласны покупать за 12, будете ли вы производить ее больше? Большинство опрошенных в СНГ (Россия, Беларусь, Украина, Казахстан), Латвии и Турции отвечали «меньше» или «столько же»[7].

Во-вторых, нельзя обойти вниманием те организационные принципы, на которых зиждется административная структура самой Русской Православной Церкви. Согласно ее Уставу, структура Церкви строго иерархична и централизована. Основная власть сконцентрирована в руках епископата. Согласно Уставу РПЦ высшим органом иерархического управления Русской Православной Церкви является Архиерейский Собор (Устав РПЦ, 3. 1)[8]. Некоторые авторы замечают, что подобная структура напоминает «в определенной степени структуру КПСС, с тем лишь исключением, что генсеков в партии на пожизненный срок не выбирали»[9].

  В-третьих, как на уровне обыденного мышления, так и в официальных документах идеалом общественного устройства провозглашается монархия, а не демократия. Об этом, в частности говорится в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви (Далее — ОСК) – основном документе, выражающем официальную позицию Церкви по социально-политической проблематике[10].

В-четвертых, отмечается, что Русская Православная Церковь, не соблюдает принцип равноудаленности в отношениях с политическими партиями и доктринами. Открыто поддерживаются политики, заявляющие о своей православности, а также партии национально патриотической ориентации, при этом критике подвергаются партии демократической ориентации («Яблоко», «Союз Правых Сил»)[11]. На политических форумах, близких к официальным церковным кругам, открыто критикуются «либерально-демократические идеи». В частности один из самых активных исследователей современной позиции Русской Православной Церкви А.А. Красиков пишет, что один из таких форумов – Всемирный Русский Народный Собор – не только принимает антидемократические решения, но и оказывает огромное влияние на политику Российского государства.  «Решения и рекомендации, принимаемые в рамках ВНРС, — считает он, —  проводят­ся в жизнь, как если бы речь шла о документах некоей правящей «инстанции». Так было с законом 1997 года «О свободе совести и о религиозных объединениях», так было со многими другими зако­нодательными актами»[12].  

В-пятых, исследователи современного православного мировоззрения указывают на существование такого феномена как православный фундаментализм, который воспроизводит ценностные установки, схожие с позицией мусульманского фундаментализма. Отмечается, что, несмотря на то, что официальные позиция Московского Патриархата не отождествляется с этим направлением, все же со второй половины 90-х гг. церковная власть сближается с фундаментализмом[13]. В частности, это проявляется в критическом отношении к идеологии прав человека и свободы совести.

В-шестых, среди представителей российского демократического движения принято считать, что Русская Православная Церковь стремиться заполнить идеологический вакуум некой «православной идеологией»[14]. С этой точки зрения критикуется позиция, занятая Церковью по отношению к «Закону о свободе совести и религиозных объединениях» в редакции 1997 г. Либеральные публицисты утверждает, что данный закон противоречит международному законодательству и отражает, прежде всего, интересы Русской Православной Церкви, которая в данном случае продемонстрировала свою антидемократическую сущность[15]. Схожая ситуация возникла в 2002 г. вокруг проекта введения в курс школьных дисциплин «Основ православной культуры». Данный проект был оценен как нарушение фундаментального демократического принципа светскости государства и его отделения от религии[16].  Полемика вокруг курса «Основы православной культуры» имела широкий общественный резонанс, однако не всем известно, что попытка его введения имела прецедент. За два года до этого аналогичная ситуация сло­жилась в области преподавания религиозно ориентированных дисциплин в государственных и муниципальных образователь­ных учреждениях, будь то вузы или средние школы. Тогда обсуж­дался вопрос о введении специ­альности «теология» в высших учебных заведениях.

В-седьмых, критические замечания вызывает то место, которое занимает Русская Православная Церковь в современной России. Отмечается, что государственная власть оказывает ей непропорционально большое внимание. В свою очередь сама Церковь в значительной степени оказывает влияние на политику российского государства. Красиков А.А. утверждает, что Русская Православная Церковь имеет механизмы влияния не только на общефедеральные органы, но также и на принятие решений на уровне субъектов федерации и отдельных населенных пунктов страны[17]. Лоуренс Аззелл — председатель организации International Religious Freedom Watch, выступивший на страницах газеты «The Moscow Times», не склонен делать столь радикальные выводы, однако также считает, что отношение Русской Православной Церкви и государства выходят за рамки принятые в демократических обществах. «Открыто нарушая конституционное положение о том, что все религиозные объединения равны перед законом, государство предоставляет патриархии субсидии на содержание принадлежащих ей зданий, обеспечивает православной церкви привилегированный доступ в такие учреждения, как тюрьмы и больницы, и символическое присутствие на торжественных мероприятиях, например церемонии инаугурации президента. Она добилась немалого, хотя и не полного, успеха, лоббируя в государственных структурах репрессивные мерь других конфессий – скажем, запрет протестантам арендовать залы для собраний в общественных зданиях… Несмотря   на   то,   что   министерство   обороны   по-прежнему   не   желает   официально   возродить   институт священников, Московская патриархия добилась немалого успеха в налаживании контактов с силовиками»[18]. В середине 2000-х гг. в различных воинских соединениях Российской Армии и Военно-морского Флота служат около 2 тысяч православных священников[19].

Приведенные выше обвинения в адрес Русской Православной Церкви носят весьма серьезный характер. Однако анализ официальных церковных документов, выступлений наиболее авторитетных священнослужителей и богословов, реальных взаимоотношений Церкви с современным российским государством не дает основания считать, что современная Русская Православная Церковь занимает антидемократическую позицию и претендует на пересмотр светского характера российского государства.

 Отсутствие в России трудовой этики западного типа не свидетельствует само по себе о неспособности православного мировоззрения формировать творчески активную личность. Православное сознание, действительно, отличается эсхатологической направленностью, то есть уверенностью в том, что человечество, в конце концов, отпадет от Бога, а зло настолько умножится, что победить его сможет лишь второе пришествие Христово[20]. Однако это не обязательно приводит к социальной пассивности. Эсхатологизмом проникнуто также и католическое вероучение. Православная аскетика рассматривает земную жизнь человека как подготовку к вечности и настраивает верующих на созидание своего спасения, которое заключается не только в соблюдении чисто религиозных обязанностей, но и добросовестное исполнение своего земного служения. Социальная пассивность православного региона заключается не столько в  особенностях вероучения, сколько в исторических обстоятельствах. С другой стороны, православное мировоззрение дало возможность Византийской империи выстоять в сложнейших исторических условиях и просуществовать почти тысячелетие после падения Западной части Римской империи, явив миру богатейшую культуру, без которой невозможно было Западное Возрождение. Православная Церковь, как считают многие историки, стала главнейшим фактором формирования Русской державы, которая, и это очень важно, стала единственным незападным государством, никогда не бывшим колонией Запада[21]. То есть, Православие обладает значительным социально-культурным потенциалом, не раскрытым еще в полной мере.

Отечественные исследователи процессов экономической и социально-политической модернизации отмечают, что на Западе они включали не только протестантские страны, но и католические. Федотова В.Г считает важным предположить, что «католические западные общества имели свои эндогенные нерелигиозные факторы, малоизученные и схематично обозначенные»[22]. Страны данного региона не без проблем, но прошли период модернизации.  Это дает основание считать, что в православных обществах также есть факторы, способные формировать определенный тип эффективной экономической деятельности. Исследователи отмечают, что российское общество было проникнуто ценностной рациональностью этики служения, которая противостояла западной практической рациональности. Поэтому ведущие экономисты еще конца XIX – начала XX вв. пришли к выводу, что необходимо сочетать западный и восточный типы деятельности. Известный русский экономист и философ С.Н. Булгаков в частности писал, что в данном случае «речь идет о конвертации практической рациональности хозяйственного расчета в ценностную рациональность служения и долга»[23]. Данное положение оставалось не только на страницах экономических трудов. В конце XIX в. среди передовых представителей российского торгово-промышленного класса началась распространяться концепция хозяйсвтенной деятельности как формы социального служения предпринимателей. Данная концепция воплощалась в жизнь путем создания больниц, приютов, спортивных клубов и других заведений для рабочих того или иного рпедприятия. Важно отметить, что подобная деятельность рассматривалась как исполнение религиозного долга. Революция прервала этот процесс.

Сегодня мы видим, что Русская Православная Церковь проявляет значительную активность. В 2000 г были приняты «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». В начале 2004 г. на Всемирном Русском Народном Соборе был составлен «Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании»[24]. В 2008 г. появились «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека»[25]. Ведущие Церковные иерархи выступают на страницах различных изданий по самым разным социальным темам, в том числе затрагивают и проблемы экономического развития[26]. Поэтому сейчас уже нельзя говорить, что вероучение Православной Церкви может препятствовать развитию России по пути социально ответственной рыночной экономики.

Внутреннее каноническое устройство Церкви также не может служить доказательством недемократичности Православия. Административная структура Католической церкви значительно более жесткая, однако у нее есть успешный опыт деятельности в демократическом обществе. Несмотря на строго иерархическую структуру, в Русской Православной Церкви, согласно ее Уставу, высшая власть в области вероучения и канонического устройства принадлежит Поместному собору, который включает в себя не только архиереев, но также и простых священников, а также мирян (II; 1). Согласно Уставу, епископ не единолично управляет епархией, органами епархиального управления являются Епархиальное собрание и Епархиальный совет, которые формируются по выборочному принципу (X, 2; 27, 34). Епархиальное собрание включает в себя также и мирян (X, 2; 27). Отдельные приходы также возглавляются избираемыми на общих собраниях верующих Приходскими собраниями и Приходскими советами, которые выполняют все административно-хозяйственные функции общины (XI; 34, 44). Оценивая такую систему организации жизнедеятельности Русской Православной Церкви со стороны, можно сказать, что в ней присутствуют как централизованная иерархическая структура, так и самоуправленческие начала в жизни основных ячеек – церковных приходов.

В повседневной жизни Русской Православной Церкви также огромное значение играют миряне. Это объясняется, прежде всего, тем, что в Православной Церкви, в отличие от Католической, изначально не было радикального противопоставления мирян и клириков[27]. Митрополит Минский и Слуцкий Филарет: «В духовном отношении миряне являются полноправными членами Церкви, и они призваны к христианскому свидетельству не только словом, но прежде всего делом… Исходя из такого понимания, наша Церковь в настоящее время особое внимание уделяет вопросу о роли и служении мирян в свете православной экклезиологии… оно позволяет сделать церковное присутствие в обществе многомерным, разноплановым, опровергая распространенное, но ложное представление о том, что Церковь – это только храм, священник и богослужение»[28]. В России, например, сложилась уникальная традиция светской христианской мысли. Начиная от Гоголя и Хомякова через Достоевского, Трубецкого, Бердяева, Лосева, Бахтина, Карсавина, Лосского (можно назвать еще десятки имен) русская христианская мысль осуществляла себя не столько в духовных академиях, сколько мирянах, то есть не столько в людях, мобилизованных Церковью, сколько в добровольцах. Во многих других христианских странах феномена светской христианской мысли не было и нет до сих пор. Подобный феномен можно встретить только во французской культуре (Экзюпери, Марсель, Мунье) и у англичан (Гилберт Честертон, Джон Рональд Руэл Толкиен, Клайв Льюис и Чарлза Вильямс), однако масштаб этого явления, все же несоизмерим с тем, что имеет место в России. Эта традиция не прервалась, так как и сейчас в России существует мощное течение светской православной мысли. Причем значительное место в нем занимают женщины[29].

Особое место занимает отношение Русской Православной Церкви к монархии. Действительно, ОСК провозгласили монархию религиозно более высшей формой правления, нежели демократия. Однако это утверждение чисто религиозно-оценочного свойства и ни в коей мере не носит прикладного характера. ОСК свидетельствуют, что монархическая форма правления имеет обоснование в Священном Писании и Священном Предании, поэтому Церковь не может отвергнуть это свидетельство. Однако в плане практической политики никто из серьезных богословов Церкви не считает возможным сейчас ставить себе целью возрождение монархии. Как свидетельствует протоиерей Максим Козлов, «надежда на то, что в ближайшие годы в России воз­можно возрождение самодержавной православной государст­венности, есть не просто иллюзия, но и опаснейшее заблужде­ние…»[30].  Представители официальных церковных структур неоднократно говорили о том, что демократия может быть вполне приемлемой для Церкви формой государственного устройства. Об этом, в частности заявил протоиерей Всеволод Чаплин, заместитель Председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата[31].

В отношении ныне существующих политических доктрин и партий Церковь провозгласила принцип равноудаленности. Он был впервые озвучен в документе «О взаимоотношениях с государством и светским обществом на канонической территории Московской патриархии в настоящее время», принятом Архиерейским собором РПЦ в 1994 г. и затем подтвержден в ОСК. В документе определены следующие позиции: «непредпочтительность для Церкви какого-либо государственного строя, какой-либо из существующих доктрин, каких-либо конкретных общественных сил и их деталей, в том числе находящихся у власти; невозможность официальной поддержки Церковью каких-либо политических партий, движений, союзов, блоков и тому подобных организаций, а также отдельных их деятелей в ходе предвыборных кампаний… Считать также крайне нежелательным членство священнослужителей в политических партиях, движениях, союзах, блоках и ми подобным организациях…» (ОСК. 5.2). Нельзя согласиться с критиками, которые утверждают, что Церковь не следует этому принципу. Позиция тех или иных изданий, отдельных священнослужителей, которые поддерживают тех или иных кандидатов, не может считаться официальной позицией Церкви. Более того, выборы в Государственную Думу демонстрировали, что те партии, которые прямо заимствовали православное вероучение в виде политической программы не получили поддержку ни Церкви, ни народа.

Начиная с 2001 года, принцип светскости стал обяза­тельным для партийно-религиозных отношений в Российской Федерации. Соответствующие положения были зафиксированы в феде­ральном законе «О политических партиях». Статья 9 закона главы I «Ограничения на создание и деятельность поли­тических партий» непосредственно касается взаимодействия политических партий с религиозными организация­ми. В данной статье запрещается регистрация партий, сформированных по конфессиональному признаку: «Не допускается создание политических партий по признакам профессиональной, расовой, национальной или религиоз­ной принадлежности. Под признаками профессиональной, расовой, национальной или религиозной принадлежности в настоящем Федеральном законе понимается указание в уставе и программе политической партии целей защи­ты профессиональных, расовых, национальных или религи­озных интересов, а также отражение указанных целей в наименовании политической партии». Согласно закону, партии не могут ставить своей целью защиту религиоз­ных интересов и выносить их в свое название[32]. Представляет интерес, что подобная  норма была озвучена первоначально в церковных документах и только затем вошла в государственное законодательство. В нача­ле 90-х годов инициатива создания религиозных партий в первую очередь исходила из мусульманских кругов. Тогда в 1995 г. Патриарх Алексий II выступил с обращени­ем к мусульманам, призывая их отказаться от использова­ния инструмента политических партий для достижения религиозных целей[33]. Подобное отношение к конфессиональным партиям было закреплено в ОСК в 2000 году (5.4). И только в 2001 году подобная норма появля­ется в федеральном законодательстве.

Подобная позиция позволила Церкви остаться откры­той для людей, придерживающихся различных политичес­ких  взглядов  и  признать допустимость  политического плюрализма среди своих членов: «Она также допускает наличие различных политических убеждений среди ее епископата, клира и мирян, за исключением таких, которые явно ведут к действиям, противоречащим православному вероучению и нравственным нормам церковного предания (ОСК, 5.2). Именно поэтому некорректно отождествлять позицию некоторых участников ВРНС с позицией Церкви. На Соборе присутствовали разные политики: от коммунистов (Г. Зюганов, В. Зоркальцев) до либералов (Е. Гайдар)[34]. Соответственно и звучали разные голоса: от лояльных Церкви до осуждающих ее. Так, на VII ВРНС лидер ЛДПР В. Жириновский обвинил Церковь в том, что среди священников много «кэгэбэшников»[35].

Официальные церковные представители, действительно, в последнее время остро критикуют либерально-гуманистическое мировоззрение, критически оцениваются также идеология прав человека и принцип свободы совести. Это дает основание считать, что современная Русская Православная Церковь вплотную приблизилась к позиции фундаменталистских кругов. Однако анализ соответствующих документов заставляет нас внести существенные корректировки в подобные оценки. Церковь не выступает не против свободы совести, ни против прав человека и принципов современного мироустройства.  Осуждается такое прочтение либерально-демократической модели, которое настаивает на полном вытеснении религии в область частной жизни индивидуума. В ОСК не подвергается сомнению право каждого человека иметь свои убеждения, но подвергается критике то понимание свободы совести, которое приводит к ис­ключению религии из публичной сферы (ОСК, 3.6). Православные авторы указывают на те тенденции в западном обществе, которые свидетельствуют о том, что существует опасность дискриминации христианской системы ценностей. На это, в частности, указывал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, еще будучи митрополитом: «Либерально-гуманистическое миро­воззрение естественно стремится оказывать давление не только на систему мотиваций общественной жизни веру­ющего человека, но и на нормы его религиозной жизни. Подобный нажим уже испытывают традиционные религи­озные общины в некоторых европейских странах, в ча­стности Римско-Католическая и Православные Церкви. Либеральные круги оказывают сильнейшее воздействие на традиционных христиан с тем, чтобы в их Церквах были разрешены рукоположения женщин и убежденных гомосексуалистов. В этой связи очень характерно действие Европейс­кого парламента, принявшего в январе 2003 года резолю­цию по правам человека, в которой среди множества формулировок, касающихся разнообразных тем, присут­ствует призыв провести общеевропейскую кампанию за социальную интеграцию гомосексуалистов и добиваться разрешения для женщин на посещение Святой горы Афон…»[36].  Беспокоит также Русскую Православную Церковь, как и все традиционные Церкви Европы, отказ Конвента, который был созван для работы над текстом проекта Конституции Европейского Союза, включить в ее преамбулу упоминание о христианских корнях европейской цивилизации. Представители Церкви выражают обеспокоенность тем, что в качестве духовных основ европейской цивилизации избраны нехристианские идеологии и принципиально отвергнута христианская культура[37].

Вместе с тем в работах многих авторитетных православных богословов и официальных деятелей мы встретим принципиально положительную оценку прав человека и принципа свободы совести. В качестве примера можно привести выступления диакона Андрея Кураева, который некоторое время был секретарем Святейшего Патриарха Алексия II[38], и протоиерея Всеволода Чаплина[39]. Основной смысл выступлений на эту тему сводится к следующему: мировое сообщество должно строиться на принципах взаимного уважения и сосуществования разных мировоззренческих стандартов, как либерально-гуманистичекого, так и традиционно-религиозных. Только в таком случае можно гармонизировать межгосударственные и межцивилизационные отношения и избежать конфликтов на мировоззренческой почве. Как эту мысль озвучил Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, «мы убеждены, что движение к справедливому миру может и должно базироваться на сосуществовании религиозного и секулярного взгляда на развитие государ­ства и общества, на мораль и ее социальное выражение»[40].

Поддержка Церкви нового закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» и проект введения культурологического курса «Основы православной культуры» также не могут свидетельствовать в пользу антидемократической настроенности церковных кругов. Во-первых, принятие этого закона поддержали все традиционные религии России (мусульмане, иудеи и буддисты). Более того, сам вопрос о необходимости законодательного регулирования деятельности иностранных миссионеров в России впервые был поднят именно мусульманскими руководителями на встрече глав религиозных конфессий России с Президентом Б.Н. Ельциным перед апрельским референдумом 1993 года[41]. Во-вторых, Церковь предлагала несколько иной вариант Закона, и не все ее пожелания были учтены его составителями. В-третьих, некорректно утверждать, что этот закон противоречит международным правовым нормам. В нем ограничивается деятельность иностранных миссионеров, вводятся дополнительные сложности при юридической регистрации новых религиозных объединений. Однако практика ограничения деятельности некоторых религиозных течений существует и в ряде европейских странах. Что касается регулирования деятельности иностранных миссионеров, то можно привести следующий пример. Отношения Ватикана с каждой крупной страной мира (кроме России) регулируются специальными «кон­кордатами», в которых с разной степенью жесткости ого­варивается как раз порядок приезда в страну назначае­мых из Рима иерархов. Во Франции, например, до сих пор Парижский архиепископ должен утверждаться в долж­ности президентом Франции, без этого ватиканское на­значение недействительно.

В-четвертых, критики позиции Церкви относительно нового Закона о свободе совести критикуют не столько сам закон, сколько желание Русской Православной Церкви расширить сферу взаимодействия с государством вплоть да законодательного закрепления ее особого положения в сфере церковно-государственных отношений. Подобная тенденция может вызывать критику, однако нельзя утверждать, что она противоречит нормам демократического государственного устройства. Для многих государств мира вполне нормальна практика довольно тесного сотрудничества с конфессиями, которые представляют большинство граждан того или иного государства. В Норвегии, Дании, Финляндии, согласно конституции, Евангелическая лютеранская Церковь является государственной, в Ирландии, Италии, Аргентине, Боливии Конституция признает особое положение Римской Католической Церкви; в Англии, Дании, Швеции глава королевского дома является и официальным главой государственной Церкви; в Германии и Австрии религия отделена от государства, но последнее поддерживает тесные контакты с Церковью (теологические факультеты в университетах, преподавание религии в школах, существование военных капелланов, активная поддержка благотворительных, научных и внешнеполитических инициатив религиозных организаций). Леволиберальная трактовка отделения Церкви от государства ссылается в основном на опыт Франции и США, однако и там отношения религии и государства более тесные, чем в Российской Федерации. Задолго до прихода Дж. Буша-младшего палата представителей конгресса США одобрила законопроект, позволяющий напрямую выделять федеральные бюджетные средства церквям на их социальную работу; религиозным организациям, занимающимся благотворительной деятельностью, предоставляются налоговые льготы; в США всегда существовал институт капелланов, осуществлялась поддержка протестантского миссионерства. По оценке А. Щипкова, «политика Дж. Буша была полностью пронизана протестантским религиозным пафосом»[42].

Исследователям церковно-государственных отношений в Российской Федерации нужно всегда помнить, что на ситуацию в этой сфере оказывает давление груз коммунистического прошлого, когда светское отождествлялось с тотальным вытеснением религии из всех областей общественной жизни с перспективой полного искоренения религиозного мировоззрения. В вязи с этим, современные российские критики Русской Православной Церкви часто путают «светское» с «советским».

То же самое можно сказать по поводу «Основ православной культуры». Этот курс разрабатывался принципиально как религиоведческий и ничего общего с курсом «Закона Божьего» не имел. Преподавание религии – это тоже европейская практика. Можно сослаться на пример Германии. Преподавание религии (именно религии, а не культорологического предмета, подобного «Основам православной культуры») входит в общеобразователь­ную сетку часов и является обя­зательным для всех учебных заве­дений: основных, реальных и об­щих школ, а также гимназий. Обычно урок религии преподается дважды в неделю и занимает от 6,5 до 10% всего учебного време­ни: 10% в 1 – 3 классах, 8% – в 4 классе, 7,5% – в 5 — 9 клас­сах, 6,5% – с 10 класса. По об­щему количеству часов религия превосходит биологию, химию, физику и даже историю. Преподавателей религии готовит госу­дарственный вуз. Время обучения занимает обычно 5 лет. Подготовленный специалист не имеет права при­ступить к учебным занятиям без одобрения со стороны Церкви. Он проходит специальное собеседова­ние: missio canonica у католиков, «вокацион» (призвание) у люте­ран. Церкви имеют право откло­нить преподавателя, если его лич­ная жизнь и нравственные каче­ства не соответствуют статусу пре­подаваемой дисциплины. При нехватке кадров Церкви могут по согласованию с органами власти направить в школу священника (естественно, с государственной зарплатой) или, опять же за счет государства, подготовить специ­алиста в собственных учебных за­ведениях. Церкви также имеют право наблюдать за деятельнос­тью преподавателя религии в учебных заведениях и заботить­ся о повышении их квалифика­ции.

Все это позволяет сделать заключение, что позиция Русской Православной Церкви относительно нового закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» а также культурологического курса «Основы православной культуры» не может свидетельствовать о том, что она поддерживает курс на отрицание демократических ценностей современного общества. Не подвергается сомнению и принцип светскости государства[43].

Нам остается проанализировать реальное положение Русской Православной Церкви в современном российском обществе. Не является ли ее влияние на политические процессы в Российской Федерации противоречащими демократическому стандарту. Реальное положение и возможности политического влияния Московской Патриархии непропорционально мыла в сравнении с ее популярностью в обществе. Фактически она не имеет политических механизмов влияния на власть. В Думе нет лиц, имеющих иерархический сан, есть партии, которые выражают благожелательное отношение к Православию, но нет православных партий. Слабость политического влияния Церкви проявляется в том, что, как замечают обозреватели, в тех случаях, когда ее намерения вступают в противоречие с интересами светских властей, она, как правило, терпит поражение. Можно указать на несколько ярких примеров. В последние годы Русская Православная Церковь пытается добиться возвращения церковных земель, конфискованных советской властью, икон и других ценностей, находящихся сегодня в ведении министерства культуры и массовых коммуникаций, официально ввести институт священников в армии, обеспечить более благоприятный налоговый режим в отношении своей благотворительной и иной деятельности, и добиться включения в школьную программу изучение религии. Во всех этих попытках Церковь фактически потерпела поражение[44]. Поэтому говорить о том, что Церковь нарушает каноны демократии, не представляется возможным. Россия еще более светская страна, нежели любая европейская. Не случайным в связи с этим являются выводы фе­деральной правительственной ко­миссии США по международной религиозной свободе, которая за­кончила свою работу в Москве в конце января 2003 года. Ее члены, отмечая положительные сдвиги в отношениях государства с религи­озными объединениями, вынуж­дены были констатировать «хруп­кость» религиозной свободы в Рос­сии. Притом речь идет не об ущем­лении прав религиозных мень­шинств, о чем постоянно инфор­мируют общественность российские СМИ, а о «проблемах с возвратом бывшей церковной соб­ственности», «препятствиях в строительстве культовых зданий» и других вопросах, непосредствен­но связанных с деятельностью тра­диционных конфессий страны. Главный вывод комиссии: «Пере­мены, носящие законодательный характер, еще не совсем укорени­лись в жизни и сознании людей» и, прежде всего, государственных чиновников. Одной из причин воз­никающих трудностей называет­ся политика государства, в связи с чем члены комиссии диплома­тично говорят об «уникальном ха­рактере» взаимоотношений кон­фессий и государства, которые, хотя и не являются однозначным откатом в советское прошлое, но все же далеки от западных тради­ций[45].

Рассмотрим механизмы, через которые Церковь реально может воздействовать на общество и власть. Прежде всего, это прямые официальные заявления Церкви по тем или иным вопросам (ОСК, 5.2). Кроме того, Церковь нашла два других пути влияния на процесс выработки политических решений в совре­менной России. Первый предполагает объединение различных политических партий и движений для формулирования отношения к тем или иным пробле­мам общественной жизни. Работа на этом направлении началась в 1993 году, когда Церковь предложила услуги посредника для разрешения конфликта между Президен­том и Верховным Советом. Она встала над схваткой, показав, что является Церковью всех россиян, а не сторон­ницей одной политической силы. Хотя это посредничество не помогло примирить обе стороны, но соборная идея осталась. И именно к ней постепенно эволюционировал Всемирный Русский Народный Собор (ВРНС), основанный в 1993 г. незадолго до октябрьских событий. Сначала в нем присутствовали многие радикальные элементы, но они не захотели идти по умеренному пути, который пред­ложил Московский Патриархат, поэтому вскоре отколо­лись и основали альтернативную организацию. Через некоторое время она канула в совершенное небытие, тогда как часть Собора, поддержанная Церковью, продолжала существовать и развиваться. В 2012 г. прошла уже шестнадцатая сессия ВРНС. Идея собора заключается в объе­динении всех ветвей власти, политиков, общественных деятелей, даже представителей других религий для обсуж­дения актуальных вопросов для России. Однако решения Собора никакой политической обязательности не имеют. Это своего рода общественный форум, документы которого имеют декларативный характер. Поэтому утверждение о том, что «решения и рекомендации, принимаемые в рамках ВНРС, проводят­ся в жизнь, как если бы речь шла о документах некоей правящей инстанции»,[46] является явной натяжкой. Пожалуй, единственный пример – закон 1997 г. «О свободе совести и религиозных объединениях», однако в данном случае мы имеем дело не с давлением клерикальных кругов, а позицией наиболее влиятельных политических партий и большей части российского общества.

Второй способ влияния на принятие решений, используемый Церковью, заключается в выдвижении в авангард политической деятельности своей самой значительной части – православных мирян, которые как граждане не стеснены в своих действиях церковными канонами. Миряне могут участвовать в политике, как в личном качестве, так и с помощью создания соответствующих партий и движений. В данном случае возникает естественный вопрос: как Церковь и эти организации могут быть связаны между собой? В ОСК Церковь четко заявляет, что право говорить от ее лица не имеет ни одна организация, ассоциирующая себя с православием. Участники политического процесса могут быть лишь выразителями определенной точки зре­ния, выработанной на основе православной традиции. В ОСК выражается желание, чтобы эти организации были в постоянном контакте со Священноначалием. В реальности такими контактами становятся личные консультации руководителей данных организаций с представителями Церкви. Только в 2003 г. при ОВЦС МП появилась первая неформализованная структура – семинары с представителями православной общественности по вопросам, актуальным для верующих и светского общества. Как говорится в информационном сообщении ОВЦС МП об этом мероприятии, «подобные церковнообщественные слушания по актуальным проблемам бытия Церкви в современной России открывают целый ряд предстоящих форумов, на которых будет происходить заинтересованный и нестесненный обмен мнениями между светскими интеллектуалами и деятелями Русского Православия…»[47].

Русской Православной Церкви делают упрек в том, что ее официальные лица присутствуют на официальных государственных церемониях, что противоречит принципу равноправия религиозных организаций перед государством. В связи с этим можно проследить участие Патриарха в главной официальной церемонии страны – инаугурации президента. В 1991 г. Патриарх Алексий II благословил Б.Н. Ельцина на президентское правление. В 1996 г. он этого уже не делал, ограничившись напутственными словами, которые были включены в протокол. Церемония 2000 г. не предполагала участия Патриарха в ее официаль­ной части. На инаугурацию была приглашена практически вся политическая элита страны, включая депутатов, сенаторов, губернаторов, членов прави­тельства; был приглашен и глава Русской Православной Церкви Патриарх Алексий II. На этот раз он не выступил с поздравлениями, но после официальной части отслужил для В. В. Путина молебен в Благовещенском соборе Кремля[48]. Данный факт свидетельствует о личной позиции Президента, а не особой политической роли Московского Патриархата.

Подводя итог, мы можем констатировать, что Русская Православная Церковь не претендует на пересмотр важнейших принципов демократического государства. То место, которое она занимает в российском обществе, не соответствует практике большинства европейских государств, причем речь идет именно о чрезмерной светскости Российской Федерации, а не об угрозе клерикализации. В своем стремле­нии участвовать в политической жизни страны Церковь прибегает к классическим демократическим методам воздействия на политические процессы и политических акторов. В данном случае она действует как классическая организация гражданского общества.

Участие Русской Православной Церкви в политике, ее оценка многих политических реалий современности находится в стадии становления и оформления. Основные документы Русской Православной Церкви свидетельствуют о том, что не все положения либерально-демократической идеологии принимаются религиозным сознанием. Хотя они и не отвергаются в принципе, но православная мысль готова дать им свою интерпретацию. При этом Церковь стремится отстаивать свою точку зрения по демократическим правилам, не прибегая к революцион­ным или радикальным методам. Тем не менее, как прямо, так и косвенно, Русская Право­славная Церковь работает на адаптацию демократической модели к духовным и национальным ценностям России, религией большинства в которой является Православие. Происходит постепенное осмысление демократической политической практики, что играет важную роль, если и не для всего населения, то для его значительной верую­щей части. Осмысление современных политических реа­лий с православных позиций стимулирует гражданскую активность верующих людей. Важную роль в этом про­цессе играет участие в политической жизни общества Православной Церкви, а также принятие основополагаю­щих документов по общественно значимым вопросам. Важно и то, что на выборах в Государственную Думу практически все партии – от либеральных до коммунистических – отметили необходимость взаимодействия российского общества с Русской Православной Церковью, что также свидетельствует о ее положительном влиянии на процесс демократизации Российской Федерации.