До осени 1918 года Белого движения на Северо-Западе России как такового не существовало, если не считать выступления войск Керенского — Краснова сразу же после Октябрьского переворота 1917 года[1]. Поэтому хронологические рамки жизни и деятельности Православной Церкви в данном регионе, контролируемом Белыми войсками, включают период с момента создания Северного корпуса осенью 1918 года до момента поражения и ликвидации Северо-Западной армии генерала Н.Н. Юденича в начале 1920 года.

Лоскутов А.Н. утверждает, что «круг опубликованных источников по Белому движению на Северо-Западе России весьма ограничен. Это преимущественно мемуары и доклады видных общественных деятелей и военачальников белой России. Некоторые из них были впервые опубликованы в Советском Союзе во второй половине 20-х годов ХХ века и переизданы в начале 90-х, другие до Перестройки публиковались только за границей. Им всем свойственен значительный субъективизм».[2]

Октябрьская революция 1917 года в Петрограде и последовавший за ней захват власти большевиками, резко активизировали распад России и образование новых национальных государств, на границах которых формировались русские очаги вооруженного сопротивления большевикам. Взаимоотношения Белого движения с национальными окраинами во многом определили исход Гражданской войны в России в 1918-1920 годов. В особенно жесткую зависимость от национальных новообразований попала Северо-Западная Добровольческая армия в Прибалтике[3].

Бывший генерал царской армии Николай Николаевич Юденич создал на территории Эстонии русскую Северо-Западную армию для борьбы с советской властью. Эта армия насчитывала от 5 500 до 20 000 солдат и офицеров[4].

Её ядро образовалось осенью 1918 года при помощи немцев. Германское правительство, хотя и заключило мир с советской властью, но всё-таки не сочувствовала большевикам. Поэтому немецкое военное командование благосклонно отнеслось к образованию небольшой русской армии на северо-западе России и в Прибалтике, поставившей себе задачу сохранить Псковскую область от вторжения большевиков после ухода оттуда германских войск. По соглашению от 27 августа 1918 года между Германией и советским правительством, немецкая армия должна была осенью того же года оставить Двинск, Псков, и три прибалтийских губернии Эстляндскую, Лифляндскую и Курляндскую.

«В виду предстоящей эвакуации 10 октября 1918 года, — сообщает  П.П. Лилленурм, — командование 8-й армии согласилось на создание на оставляемой территории Отдельного Псковского добровольческого кор­пуса Северной Армии (ОПДК). Согласно достигнутой договоренности, на его развертывание отводилось два месяца, после чего Северная армия должна была взять на себя охрану демаркационной линии от Пскова до Себежа. Финансирование (порядка 110 млн. руб.) и необходимое количество вооружения, снаряжения и обмундирования из расчета на две пехотные дивизии брала на себя германская сторона в зачет будущему центральному белому правительству.

Центрами формирования германское командование определило города Псков, Двинск (Даугавпилс), Изборск, Остров и Режицу (Резекне) со штабом в Пскове. Комплектовать корпус предполагалось, главным образом, из местных добровольцев, перебежчиков из Советской России, а также русских военнопленных, находившихся в немецких лагерях»[5].

Переговоры бывших командующих Российской императорской армии с германской военной администрацией о создании русского Псковского добровольческого корпуса начались ещё в августе 1918 года. С российской стороны в них принимали участие члены подпольных петроградских групп Н.Е. Маркова и генерал-лейтенанта Н.Н. Юденича, депутаты Государственной Думы А.П. Горский, Г.М. Дерюгин и Н.Н. Лавриновский, ротмистры А.К. Хершельман и В.Г. фон Розенберг, псковский земский начальник Б.Б. Линде и другие офицеры и обще­ственные деятели. Членами германской делегации были майоры Генерального штаба Э. фон Клейст и фон Тресков, обер-лейтенант фон Гаммерштейн и лейтенант Ниман в качестве переводчика[6]. Так был образован Отдельный Псковский добровольческий корпус Северной армии, но очень скоро Псков был занят революционерами. В городе временно утвердилась советская власть.

Только 25 мая 1919 года в Псков вошли 2-я эстонская бригада и партизанский отряд С.М. Булак-Балаховича, освободившие псковичей от гнёта большевиков.

По свидетельству очевидцев, «…население встречало Балаховича радостно, первое время к нему переходили бывшие красноармейцы и так называемые «зелёные». Эстонские части, заручившись его поддержкой, отбирали у населения скот и угоняли его в Эстонию, забирали также лён, хлеб, фураж. Вскоре грабежом населения занялись и партизаны Балаховича. 31 мая эстонцы передали власть в городе Балаховичу. Владычество его партизан и эстонцев всё больше вызывало недовольство населения. (Деяния Балаховича, по выражению А.И. Деникина, принадлежат к «черным страницам» Белого движения – прим.автора). Вскоре в город вошли отряды Северо-Западной армии, была восстановлена деятельность городской Думы, губернской и уездной земских управ, городских и земских учреждений. 23 августа были арестованы чины штаба и личной охраны Балаховича, повинные в грабежах, разбое, вымогательстве, печатании фальшивых денег. Сам Балахович вскоре из-под ареста бежал к эстонцам, за ним подались и его партизаны. 25 августа, воспользовавшись отходом 2-й эстонской дивизии к Изборску, в Псков вошли части Красной Армии»[7].

В это же время в Латвии начала формироваться другая часть Северо-Западной армии. 18 ноября 1918 года Латвия провозгласила независимость, тогда же в ней были образованы первые латышские, русские и немецкие части. Но вскоре, в Латвию вступила Красная армия, провозгласив 17 декабря того же года создание Латвийской Социалистической Советской Республики. Это привело к тому, что «в Риге всполошились, и жители принялись за организацию отрядов земской обороны, известных под общим названием балтийского Ландвера. Наскоро формировались роты латышские, немецко-балтийские и русские»[8], а также «Железная дивизия» «из германских добровольцев»[9], всего около 2 000 военнослужащих. Но 3 января 1919 года Рига пала, и добровольческим отрядам Ландвера пришлось отступить на запад Латвии в Либаву (Лиепая).

Уже в Либаве 15 января 1919 года генерал князь А.П. Ливен организовал «русское» военное формирование под названием «Либавский добровольческий стрелковый отряд». Его целью была борьба с большевиками для восстановления Единой и неделимой Великой России. Князь Ливен после нескольких безнадежных попыток получить помощь от союзников, вошел в соглашение с Ландвером и обязался временно, до воссоединения с Северо-Западной армией, подчиняться его командиру. Ландвер со своей стороны обеспечил Либавскому добровольческому стрелковому отряду полное снабжение, снаряжение и довольствие. Обо всём этом был поставлен в известность через русскую миссию в Стокгольме генерал А.И. Деникин, которому отряд считал себя подчиненным, так же как и адмиралу А.В. Колчаку. В июне 1919 года от Верховного правителя России адмирала Колчака пришёл официальный приказ о назначении генерала Ливена «командиром русских стрелковых частей в Курляндии с подчинением генералу Юденичу, как Главнокомандующему фронтом»[10].

«Пожалуй, это один из редчайших примеров в истории отечественной армии, — пишет в своей статье П.П. Лилленурм, — когда довольно компактный (до 2 тысяч человек) воинский коллектив был бы представлен людьми стольких национальностей и вероисповеданий. В силу специфики этапов формирования большинство лиц командного состава и до двух третей рядовых 1-го и 2-го полков дивизии (17-го Либавского и 18-го Рижского), учебной пулеметной роты, артиллерийских батарей и авиационного отряда составляли уроженцы Курляндской и Лифляндской губерний — русские из числа жителей Риги и латгальских староверов, латыши и прибалтийские немцы. В основном это были лица лютеранского вероисповедания — как сам начальник дивизии А.П. Ливен, командиры Либавского полка барон Ф.В. Раден, легкой и гаубичной батарей Г. фон Зауэр и Ф.Н. Андерсон. В «латвийских» частях дивизии служили также католики (в основном поляки и литовцы) и лица иудей­ского вероисповедания (преимущественно рижские евреи).

Напротив, паству 3-го полка (19-го Полтавского) и Стрелкового дивизиона (батальона спешенных кавалеристов) в большинстве своем составили православные. Эти части изначально формировались из бывших военнослужащих Российской Императорской Армии и добровольцев русской и украинской национальности, поступивших к ливенцам из германского плена, а также из Белоруссии, Польши и Украины. Удельный вес православных в Ливенской дивизии существенно возрос в сентябре 1919 года за счет мобилизованных жителей Гдовского уезда Петроградс­кой губернии.

Тяжелые потери в ходе операции «Белый меч» в октябре 1919 года, прежде всего, в Либавском полку, восполнялись за счет пленных и перебежчиков из Красной Армии, в основном бойцов разгромленной под Кипенью 15 октября 1919 года Башкирской советской бригады. К декабрю 1919 года почти каждый пятый ливенец был мусульманином. Отметим также, что в октябре-ноябре 1919 года должность начальника штаба дивизии занимал ногайский татарин полковник Хан — Кирант — Мирза»[11].

Нужно отметить что, в тоже время, в Либаве русские части также формировал генерал-майор А.П. Родзянко. В феврале 1919 года он переехал в Ревель (Таллинн). А когда немцами была оккупирована Рига, 22 мая 1919 года, к созиданию новых частей приступили генерал-майор П.Р. Бермонд-Авалов и полковник Вырголич.

Бермонд-Авалов мобилизовал свою Западную Добровольческую армию численностью до 10 000 человек и даже создал, собственное “русское правительство”. Во главе которого, Бермонт-Авалов поставил сенатора графа К.К. Палена. Хотя сам К.К. Пален, «по отзывам современников, слыл честным и умным человеком[12].

Эта армия быстро росла, и шли в неё охотно. Участок между латышами и литовцами, где вклинилась территория Бермонда, был спокойным и активных боевых действий тут почти не велось. В основном Бермонд очищал “свою” территорию от большевистских партизанских банд. Немного повоевав с красноармейцами, его армия, в общем, «жила в свое удовольствие».

«В Митаве (Елгава), кроме ставки Бермонда, — пишет В.Е. Шамбаров,- располагался и штаб другого авантюриста, генерала Рюдигера фон-дер-Гольца, пытавшегося с верными лично ему войсками участвовать в прибалтийских политических играх. Под его крыло собирались немецкие солдаты-добровольцы, обманутые латышами и после победы выгнанные ни с чем. Собирались и прибалтийские немцы, увольняемые со своих должностей в результате националистической политики новых государств. Часть этих обиженных пристраивалась и в войсках Бермонда, получая тем самым средства к существованию. С фон-дер-Гольцем Бермонд жил душа в душу. Немцы щедро и безотказно снабжали его армию оружием, обмундированием, продовольствием»[13].

Со времени Первой Мировой войны, под Ригой располагались крупные германские военные склады. По условиям Версальского договора это имущество должно было достаться державам-победительницам. Поэтому немцы его не жалели, а предпочли отдать русской армии Бермонда, нежели странам Антанты или, тем более, обманувшим их прибалтийцам.

До октября 1919 года русская и немецкая армии жили спокойно и боевых действий не вели, как вдруг генерал-майору Бермонту-Авалову захотелось повоевать и освободить Великую Русь от большевистского ига.

Шамбаров В.Е. с иронией замечает: «Какая муха его укусила — неизвестно. Многие предполагали, что это была интрига фон-дер-Гольца, желавшего таким способом насолить Антанте и ослабить ее влияние. Но возможно, Бермонда подтолкнули успехи Деникина с Юденичем, и он спешил не упустить лавры победителя. А может, просто перебрал. Как бы то ни было, Западная Добровольческая армия выступила из Курляндии на Петроград. Правда, по пути … он атаковал и взял Ригу… Переполох это вызвало жуткий. Правительства прибалтийских республик взвыли, обвиняя русских во всех грехах и взывая о помощи к великим державам. К Риге направился английский флот. Стягивались эстонские и латвийские полки — даже за счет ослабления антибольшевистских фронтов. Возглавил операцию лично генерал Ниссель, только что приехавший из Франции в качестве главы всех союзных миссий. Так и закончился освободительный поход Бермонда. Совместными усилиями его выбили из Риги и заставили уйти в Курляндию. На чем и завершилась история Западной Добровольческой армии. Под давлением держав Антанты части фон-дер-Гольца были отозваны в Германию. С ними были вынуждены уйти и войска Бермонда, распылившись там в эмиграции. Князь Бермонт-Авалов сошел с политической арены»[14].

Третья составляющая Северо-Западной армии образовалась в Финляндии, где масса русских офицеров сосредоточилась вокруг генерал-лейтенанта Н.Н. Юденича. Таким образом, в Гельсингфорсе (Хельсинки) был создан, так называемый, «Северный корпус», который должен был при помощи Финляндии, начать одновременно с армией генерал-майора А.П. Родзянко наступление на Петроград[15].

Армия генерала Юденича дважды пыталась взять Петроград (весной и осенью), но всякий раз поход оканчивался неудачей.

Весеннее наступление Северного корпуса на Петроград, в 5 500 штыков и сабель у белых против 20 000 у красных, началось 13 мая 1919 года. Белые войска прорвали линию фронта под Нарвой и, обойдя Ямбург, вынудили красноармейцев отступить. 15 мая армия Юденича овладела Гдовом. 17 мая покорила Ямбург, а 25 мая вступила в Псков. Таким образом, в начале июня 1919 года Северо-Западная армия подошла к Луге и Гатчине, угрожая Петрограду. Чтобы удержать северную столицу командование Красной армии подтянуло резервные войска под Петроград. Увеличив, таким образом, свои силы до 40 000 штыков и сабель, они в середине июля перешли в контрнаступление. В ходе тяжелых неравных боёв малочисленные части Северо-Западной армии были оттеснены за реку Лугу, а 28 августа пал Псков[16].

Таким образом, в результате весеннего наступления 1919 года на некоторое время под контролем белых властей оказались: Гдов (15 мая — 7 ноября), Псков (25 мая — 28 августа) и Ямбург (17 мая — 5 августа)[17].

В конце июня 1919 года генерал Н.Н. Юденич, при посредничестве Антанты, обратился за военной помощью к правительству Финляндии, которое в то время возглавлял генерал Карл Густав Эмиль Маннергейм[18]. В Париже параллельно с этим, от имени всех русских белых правительств переговоры с представителями Финляндии, вел С.Д. Сазонов.

«Переговоры затянулись, из-за непримиримости позиций сторон, — пишет А.Н. Лоскутов, — регент Финляндии К. Маннергейм предложил белым предоставить 100-тысячную армию, обусловив помощь выполнением Верховным Правителем России Колчаком ряда требований. Военный прокурор Северной области Добровольский сообщает о 19 пунктах требований Маннергейма, сообщенных Юденичем Колчаку. Причем, с их принятием, — по свидетельству Добровольского, — Маннергейм рассчитывал «склонить к выступлению правительство и страну, общественное мнение которой вообще не склонно было к активности в этом вопросе». Юденич просил Колчака ответить как можно скорее, «так как выборы президента республики предстояли через 2 недели», добавляя, что «если… не получит своевременного ответа, то возьмет решение на себя, так как обстановка диктует ему необходимость этого шага». В.Н. Пепеляев 6 июля в дневнике отмечал следующие требования Финляндии: признание безусловной независимости Финляндии; самоопределение Карелии и Олонецкой губернии»[19].

Командующий Северо-Западной армией Н.Н. Юденич получил ответ адмирала А.В. Колчака, в котором говорилось: «Помощь Финляндии считаю сомнительной, а требования чрезмерными»[20]. В завершении Верховный правитель выражал сомнение, «чтобы это можно было успеть сделать в двухнедельный срок. Он категорически запрещал Юденичу лично входить в какие-либо соглашения»[21].

Барон Будберг, комментируя ответ Колчака Юденичу, заявлял, что если бы «кучка безграмотных советников» не вырвала у Колчака это решение, «то Россия была бы свободна от большевиков»[22].

Через некоторое время адмирал всё-таки смягчил свою принципиальную позицию в отношении признания Финляндского правительства и независимости во внутреннем устройстве и управлении республики, но было уже поздно. Генерал Маннергейм проиграл президентские выборы и первым президентом Финляндии стал националист К.Ю. Стольберг, от которого, по понятным причинам, ожидать военной помощи Русской добровольческой армии больше не приходилось[23].

11 августа 1919 года в Таллинне было создано Правительство Северо-Западной области. Председателем Совета министров и министром иностранных дел и финансов стал Степан Лианозов, военным министром — Николай Юденич, морским министром — Владимир Пилкин. Емельянов С.Н. также замечает, что в «Северо-Западном правительстве существовало министерство исповеданий, во главе которого стал депутат Поместного собора РПЦ И.Т. Евсеев»[24].

В этот же день Правительство Северо-Западной области под нажимом англичан, признало государственную независимость Эстонии. Великобритания обещала за это признание, поставлять вооружение и снаряжение для Белых ополчений. Однако общероссийское правительство адмирала Колчака не утвердило это решение.

После признания независимости Эстонии Правительством Русской Северо-Западной области Великобритания оказала армии генерала Юденича финансовую помощь, а также осуществила незначительные поставки вооружения и боеприпасов[25].

Любовь Миллер приводит следующие данные по этому поводу: «В августе начала поступать долгожданная помощь от союзников. Но… это был хлам, оставшийся от Первой Мировой войны. К примеру, из доставленных танков только один был в порядке, из аэропланов не было ни одного, пригодного для полета. Русская армия теперь имела только обмундирование, пули и кое-какие боеприпасы»[26].

Однако необходимо отметить, временный и весьма незначительный успех признания независимости Эстонии для русской армии. Позже, это признание принесло непоправимый вред Белому движению. Любовь Миллер пишет в своей книге: «Белая армия, находящаяся в Эстонии, была в тяжелом положении. Когда русские сражались за освобождение Эстонии от большевиков, их эстонцы снабжали всем необходимым наряду с эстонскими войсками, но когда Эстония была очищена от большевиков, поддержка русской Белой армии прекратилась. Не хватало вооружения, боеприпасов, обмундирования. Белые не имели горячей пищи по два месяца. Русские устали, а большевики все время наносили по ним удары. Кроме этого, эстонцы начали проводить политику против якобы «русского империализма». Также работала и советская пропаганда, действуя разлагающе на умы эстонцев. Вследствие этого, в эстонских частях происходили волнения и они при наступлении большевиков отошли и отдали без боя Псков»[27].

В конце лета 1919 года из Латвии подошли части князя Ливена для соединения с Северо-Западной армией генерала Юденича, чтобы общими силами идти на Петроград.

Осеннее наступление на Петроград Белой армией под командованием генерала Н.Н. Юденича началось 28 сентября 1919 года. 12 октября Северо-Западная армия, насчитывавшая 20 000 штыков и сабель против 40 000 у красных, прорвала советский фронт у Ямбурга и 20 октября, взяв Царское село, вышла к пригородам Петрограда. Белые овладели Пулковскими высотами и на крайнем левом фланге ворвались в предместья Лигово, а разъезды разведчиков завязали бои у Ижорского завода[28].

В результате осеннего наступления 1919 года под контролем Северо-Западной армии на короткое время находились Ямбург (11 октября — 14 ноября), Луга (13 — 31 октября), Гатчина (17 октября — 3 ноября), Красное Село (16 — 26 октября). Дольше всего «белая» власть держалась в Гдове[29].

«Большевики были в панике, – пишет Любовь Миллер, – Красные поспешно перебросили к Петрограду новые силы с других фронтов. Объявили массовую мобилизацию рабочих Москвы, Смоленска, Тулы, Вятки и Петрограда. Ленин написал Троцкому следующее:

«Если наступление начато, нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади них пулеметы, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича?» Следуя приказу Ленина, Троцкий вооружал этих несчастных как попало: одному — винтовку, другому — шашку или казачью пику, а следующему — ничего, объясняя, что пусть берет у убитого. Красноармейцев погибло очень много на Пулковских высотах — 10 тысяч. Но никто не знал — были ли это настоящие красные или же несчастные жертвы коммунизма. За спиной смертников шли красноармейцы, которые наносили фланговые удары по белым частям: удары направлялись со стороны Тосно и моря, побережье которого должны были защищать эстонские войска, но их там не оказалось»[30].

В итоге, численность Красной армии выросла до 60 000 человек, а Северо-Западная армия, не имея резервов и не получив поддержки от Финляндии и Эстонии, после десятидневных ожесточённых неравных боёв под Петроградом, овладеть северной столицей так и не смогла. Финляндия и Эстония отказали в помощи Н.Н. Юденичу, поскольку руководство Белой Армии не признало независимость этих стран[31].

«14 октября 1920 года Финляндия заключила мир с РСФСР, временно получив территориальные уступки: Выборг, районы Сортавалы и Куолоярви, область Петсамо (Печенга). Большевики получили дипломатическое признание», — поясняет А.Н. Лоскутов[32].

1 ноября 1919 года Северо-Западная армия с боями начала отступление на территорию Эстонии.

Красная армия вошла в Лугу и Гдов без боя — их должны были защищать эстонцы, но они отошли, не приняв сражения. Объясняя свои действия, Эстонское правительство сослалось на меморандум от 16 декабря 1919 года данный Антанте, в котором, в частности, говорилось следующее:

«Два месяца тому назад Советское правительство сделало Эстонскому правительству мирное предложение, открыто заявляя, что готово признать самостоятельность и автономию Эстонии и отказаться от всяческих наступательных действий против нее»[33].

2 февраля 1920 года в эстонском городе Тарту (Юрьев) состоялась мирная конференция, на которой глава делегации правительства Эстонии Яан Поска и уполномоченный представитель от РСФСР Адольф Йоффе подписали договор, по которому Советское правительство отказалось от каких-либо прав на Эстонию и первым признало независимость Эстонской Республики[34].

Сразу же после подписания Тартуского мирного договора 15 000 солдат и офицеров Северо-Западной армии генерала Юденича, отступившие на территорию Эстонской Республики, по условиям этого договора, были сначала разоружены, а затем 5 000 из них — схвачены эстонскими властями и отправлены в концлагеря[35].

Любовь Миллер описывая конец Белого движения на северо-западе России в годы Гражданской войны, указывает на жестокую расправу эстонцев-союзников над Белой русской армией следующим образом: «Северо-Западная армия генерала Юденича, уже обессиленная, едва вырвалась из окружения красных сил. Она отступила в Эстонию, но там нашла не союзников, которых ожидала, а противников. Русские части по распоряжению эстонцев должны были разоружиться, и их загнали в лагеря. Даже генерал Юденич был арестован эстонцами, но его освободили под давлением французов… русских солдат и офицеров держали или под открытым небом, или в неотапливаемых бараках. Белые военные, голодные, больные тифом, без теплой одежды, шли под конвоем на тяжелые работы на лесоповал или на ремонт дорог. Эстонское правительство говорило, что не будет кормить даром русских военных, что они должны «зарабатывать» себе на содержание. Эстонцы издевались над русскими: убивали их, сажали в тюрьмы и концлагеря. С бывшими жителями Петрограда, которые бежали от большевиков и которых было более десяти тысяч, эстонцы обращались ужасно: их заставляли лежать на морозе на шпалах железной дороги. Масса женщин и детей умерли; там свирепствовал сыпной тиф, унесший в могилу многих… о русских никто не заботился, только американский и датский Красные Кресты старались помочь им, чем могли, но крупной помощи они оказать были не в состоянии. Таким ужасным образом вымирала Северо-Западная армия генерала Юденича и гибли русские беженцы из Петрограда»[36].

Так была закрыта последняя, трагическая страница в истории Белого движения на северо-западе России.

Необходимо отметить, что церковная жизнь в годы Гражданской войны в данном регионе имела характерные отличия от прочих территорий, контролируемых Белыми правительствами А.В. Колчака, А.И. Деникина (позже П.Н. Врангеля) и Е.К. Миллера. На последних, в сферу непосредственного влияния Белых правительств входили обширные губернии и провинции бывшей Российской империи с большим количеством мирного населения, приходов, монастырей и целых епархий. Находившаяся за линией фронта, на юге, востоке и севере России, Белая власть держалась более продолжительно и прочно, оказывая существенное влияние на жизнь мирного населения и деятельность Православной Церкви. Прямо противоположная ситуация сложилась на северо-западе: временно занимаемые, в результате двух неудачных походов Северо-Западной армии генерала Н.Н. Юденича на Петроград, российские территории были постоянной ареной боевых действий. Поэтому духовенство православных епархий, располагавшихся в этой, почти постоянно фронтовой зоне, были лишены всякого мотива, возможности и необходимости образования особого временного органа церковного управления, для упорядочивания епархиальной и приходской деятельности, на подобии ВВЦУ образованных в Сибири и на юге белой России.

Итак, во время Гражданской войны 1918-1920 годов в области занимаемые Белыми армиями временно входили части следующих епархий Русской Православной Церкви: Гдовское, Ямбургское и Нарвское викариатства Петроградской епархии, Двинское викариатство Полоцкой епархии, Сердобольское викариатство Финляндской епархии, а также Псковская и Олонецкая епархии.

Ольга Анатольевна Рашитова, кандидат исторических наук, доцент Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина в одном из своих докладов сообщает, что в 1917 году всего в Петроградской епархии насчитывалось 790 церквей, а в Ямбургском благочинии их было 30 (две из них – городские). Сразу же после октябрьской Революции, большевики, овладев Ямбургом «на следующий же день… в казармах развернули антирелигиозную пропаганду. Был расформирован 146-й Царицынский полк, а полковая Георгиевская церковь — закрыта. Полковая церковь оказалась первым Ямбургском храмом, который был разорен воинствующими безбожниками»[37].

Православные прихожане поруганных ямбургских храмов, к удивлению и сожалению, не смущались кощунственными погромами местных святынь, чинимыми революционерами, не оказав им ни малейшего сопротивления или возмущения. 

Как об этом свидетельствует О.А. Рашитова: «Ямбуржцы, правда, не очень стояли за свою святыню. Они спокойно пережили перенос образов из закрытого храма и есть даже свидетельства, что ход с переносом образов был освистан и оплеван поборниками новой власти и их порядка. Этого, однако, святотатцам оказалось мало. Они надругались над источником, выведя его в канаву с нечистотами»[38].

Не оставили «без внимания» красноармейцы и местное духовенство, воспринимавшееся ими как враг новой власти и революции. В 1917 году на настоятеля православной церкви села Вруда Ямбургского благочиния протоиерея Алексия Медведкова безбожники надели вериги, били палками, переломали руки и ноги. К удивлению истязателей, он с великим терпением переносил издевательства и физическое насилие, и практически не жаловался. В итоге, старшей дочери протоиерея пришлось отдать себя в заложницы, чтобы выручить своего отца из столь бедственного положения. Отца Алексия выпустили, но следы бесчеловечных истязаний на его лице оставались всю оставшуюся жизнь – у него был поврежден лицевой нерв.

Подобная судьба постигла многих священнослужителей Ямбургского благочиния. Не избежал ареста и сам отец благочинный.

«С приходом белогвардейцев в город Ямбург церковная жизнь потекла в другом русле. В ямбургском соборе Святой Великомученицы Екатерины летом и осенью 1919 года молился генерал Юденич, генерал Родзянко и другие высшие чины Северо-запада», — замечает О.А. Рашитова[39].

Лилленурм П.П. сообщает, что 16 октября 1919 года гарнизонным священником освобожденного от Красной армии города Ямбурга был назначен уроженец Могилёвской губернии протоиерей Иоанн Николаевич Стратонович. После окончания духовной семинарии в 1897 году он несколько лет нес священническое служение в Лейб-гвардии Кирасирском полку Её Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны.

В 1913-1914 годах протоиерей Иоанн Стратонович исполнял обязанности настоятеля Свято-Николаевской гарнизонной церкви в Гатчине. Отец Иоанн был участником Русско-японской и Первой Мировой войн. За боевые отличия был удостоен золотого наперсного креста на Георгиевской ленте и награжден орденом Святой Анны I степени с мечами и бантом. В конце 1917 митрополитом Петроградским Вениамином (Казанским) назначен настоятелем Екатерининского храма Петрограда[40].

«Когда же удача отворачивается от северо-западников у стен Скорбященского храма принимают мученическую смерть пленные добровольцы Северо-Западной армии генерала Юденича. На этот раз их казнили жестокой средневековой казнью — пленных белогвардейцев посадили на кол», — повествует О.А. Рашитова[41].

Протоиерей Иоанн Стратонович 14 ноября 1919 года, после оставления белыми Ямбурга, получил назначение во 2-й водный армейский госпиталь[42].

Из числа, попавших в зону непосредственного контроля со стороны представителей Белого движения, правящих и викарных архиереев, перечисленных выше православных епархий, активно сотрудничал и поддерживал белые силы лишь архиепископ Псковский и Порховский Евсевий (Гроздов). 

Назначенный на кафедру в апреле 1912 года, он оставался на своём посту до 25 августа 1919 года, когда был вынужден навсегда, с отступающими из Пскова отрядами Северо-Западной армии, эвакуироваться в Эстонию. Вместе с ним Псковскую землю покинули многие священники и представители старинных псковских фамилий.[43]

«Эмиграцию жизни под большевиками предпочли псковитяне игумен Агафон (Бубиц), преподаватель церковной музыки М.Ф. Гривский, настоятели различных храмов Псковской епархии и рядовые священники о. Сергий Ефимов, о. Николай Колиберский, П. Жемчужин, о. Александр Коведяев, о. Григорий Пономарев и многие другие», — отмечает  П.П. Лилленурм[44].

Среди эмигрантов оказался и знаток псковской старины Николай Фомич Окулич-Казарин, автор книги «Спутник по древнему Пскову». Он скончался 26 апреля 1923 года в эстонском городке Оберпален (Пыльтсамаа)[45].

Прибыв на территорию Эстонии в город Нарву 12 сентября 1919 года вместе с духовенством псковского Троицкого собора и ряда других церквей, архиепископ Евсевий (Гроздов) стал временно управлять епархией северо-западных областей России и исполнял обязанности епископа Северо-Западной армии генерала Н.Н. Юденича, рукополагая полковых священников[46].

Вся дальнейшая жизнь владыки была связана с Эстонией, где он постоянно проживал в подворье Иверского Николаевского девичьего монастыря в Нарве (с 1923 года — нарвская Иверская Богородицкая христианская женская трудовая община).

Знаменская гарнизонная церковь в городе Нарве стала фактически главным храмом Добровольческой армии генерала Юденича. Из официальных белоармейских печатных источников – «Вестника Северо-Западной Армии» и газеты «Приневский край» издававшихся во время Гражданской войны известно, что график служб в Знаменской гарнизонной церкви был весьма плотным. Богослужения проводились не только по праздникам, но и практически ежедневно, так что штатного клира зачастую не хватало. В этом храме, при большом стечении народа, регулярно совершал всенощные бдения, литургии и панихиды и бывший Псковский архипастырь архиепископ Евсевий (Гроздов).

«Вестник Северо-Западной Армии» в нескольких номерах сообщал, что 12 октября 1919 года, в годовщину основания Северо-Западной Армии (Псковского добровольческого корпуса) в нарвском Преображенском соборе в присутствии главнокомандующего генерала Н.Н. Юденича, представителей британской военной миссии и союзных эстонских войск архиепископ Евсевий совершил Божественную литургию и молебен о даровании побед русской народной армии. Им также была отслужена панихида по воинам, «за веру, народ и Отечество на поле брани и в море живот свой положивших», а также всем жертвам большевистского террора[47].

После ликвидации Северо-Западной армии в Эстонии, жизнь и архипастырское служение владыки Евсевия (Гроздова) сложились следующим образом: «10 сентября 1924 года бывший архиепископ Псковский и Порховский Евсевий представителями от 31 русского прихода Эстонии избран первым архиепископом Нарвским и Изборским. С 1 декабря 1925 года архиепископ Евсевий возглавил Нарвскую кафедру. В его подчинении были русские приходы Нарвы, Принаровья, Чудского края, Тарту, Таллинна, Пярну и других мест Эстонии. Также в его подчинении были приходы Печерского уезда, исключая Псково-Печерский монастырь. 15 января 1927 года он получил эстонское гражданство, при этом в деле указано на малое знание заявителем эстонского языка. В документах до 1928 года местом его проживания указаны города Нарва-Йыэсуу (Усть-Нарва) и Таллинн. До 1929 года архиепископ Евсевий управлял автономной Нарвской русской епархией в Эстонии и состоял членом синода Эстонской Апостольской Православной Церкви. Правящий архиерей положил начало новой традиции в Нарве: на второй день Святой Троицы ежегодно совершался крестный ход из Преображенского собора на кладбище в Сийвертся, где похоронены воины Северо-Западной армии. В крестном ходе участвовало всё нарвское духовенство во главе с архиепископом Евсевием. Скончался архипастырь 12 августа 1929 года на даче в Нарва-Йыэсуу. Архиепископ Евсевий остался в памяти прихожан как пастырь мудрый и справедливый. Своим авторитетом и многолетним опытом он помог становлению Эстонской Православной Церкви, внимательно и доброжелательно относился к нуждам православных в Эстонии, постоянно посещал нарвские русские школы, одно время лично преподавал в эмигрантской гимназии Закон Божий, следил за духовным воспитанием подрастающего поколения»[48].

Что же касается самого псковского духовенства, то необходимо отметить – и тут были противники советской власти, в борьбе с которой всячески помогали белым формированиям. Когда Псков попадал под влияние большевиков, НКВД беспощадно уничтожало этих священнослужителей.

Лилленурм П.П. в одной из своих научных публикаций приводит следующие факты: «Так, 1 сентября 1918 года по постановлению Чрезвычайной комиссии за «контрреволюционную деятельность» были расстреляны священник церкви Ильи Пророка погоста Полонск Псковского уезда Александр Любимов и дьякон той же церкви Владимир Двинский. В 2003 году они стали первыми святыми, прославленными в Соборе Новомучеников и Исповедников Российских XX столетия от Псковской епархии.

Тяжёлая доля досталась и архимандриту Александру (Петровскому), назначенному в декабре 1917 года настоятелем Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря. В своих проповедях он открыто осуждал преступления большевиков и возносил молитву за белое воинство. После отступления Отдельного Псковского добровольческого корпуса Северной Армии из Пскова он покинул обитель и продолжил свое служение Богу на Украине, в Полтавской губернии. «Культурный и воспитанный», как о нем отзывались монахи, отец Александр был, тем не менее, человеком редкого мужества: не побоялся один выйти навстречу разнузданной банде дезертиров, вознамерившейся расстрелять из пулемета русский герб на Святых вратах монастыря. Свою верность Христу и Его святой Церкви он засвидетельствовал мученическим исповедничеством, погибнув в тюрьме НКВД в 1940 году. В 2000 году отец Александр был причислен к лику общероссийских святых»[49].

В рядах белых воинских частей на псковщине, в годы Гражданской войны, несли своё пастырское служение и представители военного духовенства бывшей Российской Императорской Армии. Достоин внимания удивительный жизненный путь одного из таких священников — отца Михаила Кляровского, выпускника Псковской Духовной Семинарии. Во время Первой Мировой войны он проходил священническое служение в 149-м пехотном Черноморском полку Российской Императорской Армии и был взят в плен немцами. Затем бежав из германского плена, отец Михаил прибыл на территорию, занятую Отдельным Псковским добровольческим корпусом Северной Армии, и состоял сверхштатным священником при Троицком соборе города Острова.

В 1918 году он принял участие в знаменитом «ледяном походе», а в 1919 году поступил полковым священником в 16-й пехотный Великоостровский полк Северо-Западной армии, где и нёс службу вплоть до расформирования части.

В январе 1920 года протоиерей Михаил Кляровский был назначен благочинным 3-й стрелковой дивизии генерал-майора М.В. Ярославцева, а позже — священником русского госпиталя №9. В страшное время гибели Белой армии Северо-запада России и тифозного мора он окормлял и отпевал русских воинов в Успенском монастыре в Пюхтицах (Эстония). «За особо выдающиеся подвиги и труды, показанные на театре военных действий», отец Михаил был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом, по духовной должности — Крестом Святого Георгия на ленте и наперсным крестом[50].

Вообще, необходимо отметить, что в Северо-Западной армии генерал-лейтенанта Н.Н. Юденича, как и в белых армиях Колчака и Деникина, довольно активно действовал институт военного духовенства. Первоначально на службу принимались военные священники, бежавшие от гонений со стороны советской власти, а также вернувшиеся из германского или австрийского плена. Но, в силу изолированности северо-западного фронта, этого контингента оказалось недостаточно, тогда основным кадровым источником белоармейского клира стало преимущественно гражданское духовенство бывших Эстляндской и Лифляндской, а также освобождаемых территорий Петроградской и Псковской губерний.

Корпус военного духовенства был сравнительно небольшим, что объясняется, прежде всего, малочисленностью самой армии. Он насчитывал по некоторым оценкам всего около 50 священников и диаконов[51].

Приказ главнокомандующего по Северной Армии за № 133 от 30 июня 1919 года регламентировал оклад в 1 000 рублей лицам занимающим должность военного священника в штатном расписании стрелкового (в период с октября по середину декабря 1919 года — пехотного) полка и артиллерийской бригады. По аналогии с уставом Российской Императорской Армии, это жалование соответствовало должности командира батальона, старшего врача и начальника хозяйственной части полка. Диакон получал от 800 до 900 рублей — столько же, сколько и младший офицер, а псаломщик приравнивался к подпрапорщику, сестре милосердия и классному фельдшеру и имел оклад в 500 рублей. К тому же семейным священникам полагалась ежемесячная надбавка содержания в размере 220 рублей на жену и по 100 рублей на каждого ребенка возрастом до 16 лет[52].

Из сохранившейся архивной документации известно, что в штабах белоармейских частей заводились по установленной форме на священников, так же, как на офицеров и прочих военных чиновников послужные списки, именовавшиеся «списками старшинства»[53]. Осталась также и практика награждения военного духовенства орденами Святого Владимира и Святой Анны. За исключительные мужество и героизм, проявленные отдельными священниками во время сражений, полагались прежние «Георгиевские награды»[54].

1 августа 1919 года в Нарве при штабе Северо-Западной армии, была учреждена должность «отца Благочинного», которую занял настоятель гарнизонной церкви в честь Знамения Божией Матери иерей Константин Александрович Колчин, зачисленный в списки чинов армии за две недели до этого. 8 сентября 1919 года он был возведен в сан протоиерея[55].

Многие служебные вопросы, как благочинный военного духовенства, протоиерей Константин Колчин был обязан согласовывать с министром исповеданий Правительства Северо-Западной области России И.Т. Евсеевым[56].

12 октября 1919 года Главнокомандующий Северо-Западной армией генерал Н.Н.Юденич приказом № 254 утвердил временные штаты своего штаба. IV раздел этого документа оговаривал состав аппарата благочинного, который оказался довольно компактным. Таким образом, в канцелярии протоиерея Константина Колчина трудилось три вольнонаемных сотрудника — делопроизводитель и два письмоводителя, а 28 октября в распоряжение благочинного поступил ещё один священник по фамилии Рункевич. Затем 5 декабря того же года в штатное расписание добавили должность диакона с окладом 800 рублей в месяц. Сам благочинный получал зарплату в сумме 1 500 рублей. Резиденция отца благочинного, где проводились совещания и иные рабочие мероприятия располагалась, как сообщал «Вестник Северо-Западной Армии», в его же квартире по адресу: город Нарва, Ивангородская сторона, ул. Госпитальная, д. 6[57].

Отец Константин Колчин, по свидетельству его современников, показал себя, как энергичный ответственный пастырь, всей душёй болеющий за свою паству и Родину. По его благословению в дни празднования иконы Божьей Матери «Знамения» и в день памяти святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских Чудотворца, организовывались торжественные богослужения, для участия в которых, приглашались «все свободные от богослужений и треб военные священники и церковники, находящиеся в настоящее время в городе Нарве и ее окрестностях»[58], а также православные воины добровольцы.

В течение всего Рождественского поста, в том же храме, распоряжением отца благочинного «за вечерними богослужениями для воинов по средам, пятницам и воскресеньям в 4 часа пополудни устанавливается очередная проповедь слова Божия военными священниками»[59].

Об отце Константине Колчином пишет в своей статье П.П. Лилленурм: «Не забывал благочинный и о поминовении пастырей — жертв большевистского террора»[60].

Это свидетельство подтверждается опубликованным в одном из номеров «Приневского края» «Расписанием богослужений в нарвской Знаменской церкви с 24 декабря 1919 г. (6 января 1920 г.) по 6 (19) января 1920 г.»[61].

В расписании отец благочинный сообщал, что 26 декабря 1919 года (8 января 1920 года), исполняется годовщина со дня мученической кончины убиенных протоиерея Димитрия Чистосердова и иерея Александра Волкова, поэтому в храме будет совершена панихида, а затем краткая лития на их могилах, в 9 часов утра. Объявлялась также «2 (15) января 1920 года — заупокойная обедня… по священномученикам Юрьевским: Епископе Платоне, протоиереям Николае Бежаницком и Михаиле Блейве и панихида после нее»[62].

Это же подтверждает и «Вестник Северо-Западной Армии», где сообщается о том, что согласно распоряжения протоиерея Константина Колчина, панихиды по новомученикам совершались регулярно во всех армейских храмах накануне дня Усекновения главы Иоанна Крестителя – 10 сентября по новому стилю[63].

Из архивных данных известно, что с приближением к Нарве линии фронта в середине ноября 1919 года появилась острая необходимость выделения новых мест под захоронения павших на поле сражения воинов Северо-Западной армии. Актуальным был вопрос и самой организации погребения. Поэтому, 15 декабря 1919 года, для совершения погребения всех погибших воинов на гарнизонном Военно-Покровском (Сиверсгаузенском) кладбище, была организована «особая санитарная команда», в состав которой вошел специальный священник назначенный военным благочинным. В то же время была разработана и утверждена по согласованию с благочинническим аппаратом военного духовенства Северо-Западной армии подробная инструкция, регламентировавшая процесс отдания последних почестей погибшим и умершим[64].

Говоря о военном духовенстве Северо-Западной армии, нужно отметить, что их пастырское служение ничем не отличалось от упомянутых выше полковых священнослужителей армий Колчака, Деникина и Миллера. Исключение составляло лишь то обстоятельство, что состав здешних полков и отрядов был многонациональный, а значит, их офицеры и солдаты принадлежали к различным вероисповеданиям. Это можно ясно наблюдать  на примере служащих Ливенской стрелковой дивизии (впоследствии 5-й пехотной). Как уже замечалось выше, среди личного состава данной дивизии, вместе с небольшим, относительно, количеством православных сражались староверы, католики, лютеране, иудеи и мусульмане. А её верховное командование, включая самого Светлейшего князя генерала А.П. Ливена, исповедовало лютеранство.[65]

Несмотря на столь многообразный контингент, в религиозном отношении, Ливенской дивизии и сюда были назначены для несения службы православные священники. Известны имена этих священнослужителей это — протоиерей Владимир Петрович Быстряков, священник Александр Петрович Ванчаков, некий иеромонах Герман, иерей Павел Исаков, священники Владимир Беллавин и Аркадий Никольский. Последний за боевые отличия был удостоен ордена Святой Анны 2-й степени с мечами[66].

«Понятно, что при таком пестром этническом и религиозном составе на ливенских священников возлагались дополнительные бремя и ответственность. В соответствии с действовавшим на то время российским законодательством иноверные, павшие за православных Государя и Отечество в случае отсутствия своего священнослужителя предавались земле по чиноположению Православной Церкви с пением «Святый Боже». Если же перед своей кончиной такое лицо само желало принять Православие, то предписывалось присоединять его через возложение рук священнослужителя и исповедь, а тех, кто не помазан миром, через Миропомазание, удостоив Святого Причастия», — поясняет П.П. Лилленурм[67].

18 декабря 1919 года по приказу главнокомандующего Северо-Западной армией ливенцы начали отступление от линии фронта по реке Нарове на территорию Эстонии в район Свято-Успенского Пюхтицкого женского монастыря.

Чудской полк подлежал окончательному расформированию, поэтому многие военные священнослужители попали под сокращение. Некоторые священники за неимением вакансий «переквалифицировались» получив назначение в Вознесенский стрелковый полк на должности писарей. Из архивных документов известны некоторые фамилии этих представителей военного духовенства. Это бывшие военные священники 14-го Литовского полка Боянов и 16-го Великоостровского — отец Григорий Горский и иерей Михаил Назаревский,[68] а отец Константин Петров зачислен в резерв штаба дивизии[69]. Согласно прошению священника дивизионной артиллерийской бригады к нему был переведён и церковник Великоостровского полка Николай Колюковский[70].

Даже после подписания соглашения о перемирии заключенного между Эстонией и РСФСР вступившего в силу 3 января 1920 года командование Северо-Западной армии не считало Гражданскую войну завершённой.

Генерал М.В. Ярославцев, даже после отступления белых войск с территории России, взялся за приведение вверенных ему частей в состояние боевой готовности. Особое внимание Ярославцев обращал именно на духовное состояние и религиозную жизнь офицеров и солдат, поскольку считал фактор веры определяющим в неравной борьбе с сильнейшим и безбожным противником.

25 декабря 1919 года первым приказом по дивизии генерал отдал распоряжение: «священникам полков… почаще обходить роты и команды со святою водою, устраивать, где можно, Богослужение и собеседование»[71], а через неделю добавил: «в полках, пользуясь резервом, желательно организовать небольшие церковные хоры и в свободное от службы время устраивать спевки. Командирам полков надо пойти в этом отношении навстречу полковым священникам»[72].  Энергичный комдив Ярославцев М.В. быстро наладил добрые отношения с насельницами Пюхтицкой Свято-Успенской обители. Есть сведения, что в 1920 году Великий праздник Рождества Христова отмечался в Пюхтицком монастыре с особой торжественностью. Военное духовенство дивизии Ярославцева с согласия настоятельницы монастыря приняло участие в совместном с инокинями праздничном богослужении[73].

Тяжким подвигом крестоношения, для военного духовенства Северо-Западной армии генерала Юденича, стали разразившиеся в конце 1919 – в начале 1920 годов, эпидемии сыпного, брюшного и возвратного тифа, гриппа и других инфекций. Эпидемии свирепствовали в местах расположения интернированных русских частей и гражданских беженцев. Смертоносные болезни в течении несколько месяцев, унесли тысячи жиз­ней.

Теперь основной обязанностью полковых священников было напутствие Святыми Тайнами смертельно больных и многочисленные отпевания погибших от страшных эпидемий.

22 января 1920 года – стал днём официального роспуска Северо-Западной армии. Но, не смотря на это, генерал-лейтенант П.В. Глазенап обратился к (теперь уже бывшему) военному благочинному протоиерею Константину Колчину с просьбой: ради духовного окормления страждущих и умирающих русских воинов «назначить одного, а если будет возможно, двух священников на каждое лечебное заведение»[74].

Отец Константин с честью выполнил поручение генерала, как об этом пишет П.П. Лилленурм: «Бывший благочинный самоотверженно подавал личный пример, посещая тифозные бараки и давая умирающим духовное утешение. Нужно отметить, что и подавляющее большинство рядовых армейских пастырей подвижнически оставалось на своем посту до окончательного преодоления эпидемии, подвергаясь при этом смертельному риску…Понес потери и клир 3-й дивизии. 10 февраля 1920 года инфекция скосила Параскеву Григорьевну Остроумову — жену священника 5-го армейского госпиталя, на следующий день — о. Валентина Ивановича Соловьева, служившего в Иевве. Переболели тифом дети о. Быстрякова, в марте 1920 года скончался о. Павел Исаков. После его смерти вплоть до мая 1920 года должность священника русского госпиталя № 9 исполнял о. Михаил Кляровский»[75].

В это нелёгкое время многие из пастырей-подвижников, нёсших своё служение в военных лазаретах и госпиталях, разделили смертельную участь своих пасомых. Мальцев Ю.П. в своей статье приводит данные о некоторых из погибших лазаретных священнослужителях. Так, исследователь отмечает, что в скорбном списке метрической книги только одной Ивангородской Знаменской церкви значатся следующие священники: 7-го Уральского полка – отец Александр Балясников († 31 декабря 1919 года), 11-го Вятского полка – отец Александр Каменев († 17 января 1920 года), 6-го армейского госпиталя – отец Александр Малиновский († 24 января 1920 года), Ямбургского сводного госпиталя – отец Александр Благодатский († 14 марта 1920 года) и церковник 6-го Талабского полка Шамардин († 17 февраля 1920 года)[76].

Было и много других фактов героической смерти православного военного духовенства в различных частях и госпиталях Белой армии.

После полной ликвидации эстонским правительством Северо-Западной армии, завершившейся к марту 1920 года, дальнейшие судьбы её духовенства сложились по-разному. Одна часть бывших военных священников вступила в клир новообразованной Эстонской Апостольской Православной Церкви и продолжила служение в приходах Эстонии. Остальные — эмигрировали за пределы республики и рассеялись по миру[77].

Общее положение приходского православного духовенства по окончании Гражданской войны, совершавшего своё служение на территориях ещё недавно подконтрольных Белым правительствам, так характеризует С.Н. Емельянов: «То, что с Добровольческой армией ушла часть духовенства не вызывает сомнения, но анализ документов показывает незначительную долю отступивших с войсками священников.

Так, в Курской губернии, из Муравлевской волости с белогвардейцами ушел только один священник. Ни многим отличалась ситуация в городе Короче.

Абсолютное же большинство церковнослужителей продолжила службу в своих приходах. Например, в Фатежском уезде Курской губернии представители местных властей заявляли, что духовенство с белогвардейцами не сотрудничало и не было в отступлении с ними.

Примерно такая же ситуация сложилась в Петроградской губернии после отступления от города войск Юденича. Так, с белыми ушло из белого духовенства только 14 протоиереев и священников. На заседании Петрсовета отмечалось, что из монастыря святого Никадра Порховского уезда с белыми ушли 63 монаха из 75, при этом, многие из них были вынуждены это сделать по принуждению»[78].

На Северо-западе России в 1918-1920 гг., наряду с разрушительной деятельностью большевиков, разрушавших православные святыни и преследовавших православных священнослужителей, произошло образование новых независимых государств – Эстонии и Латвии, что внесло свои особенности и в развитие церковной жизни. Центральной фигурой церковной жизни в этом регионе в годы Гражданской войны стал Архиепископ Псковский и Порховский Евсевий (Гроздов), который окормлял не только приходы епархий русского северо-запада, но и военное духовенство армии генерала Н.Н.Юденича, военные священники которой показали себя самоотверженными пастырями, разделившими все трудности и скорби армии. Генерал Н.Н.Юденич, так же, как и другие лидеры Белого движения не ставил религиозный фактор во главу своей политической деятельности, считая своей главной целью уничтожение большевиков.