По своему существу Церковь—это явление Царства Божия, пришедшего в силе (Мк. 9, 1) в этот мир. Об этом новом царствовании Бога благовествовал Господь Иисус Христос. Единородный Сын Божий, ставший Сыном Человеческим, вошел в историю и освятил время мира. Церковь Христова исполняет свою спасительную миссию в истории—и будет исполнять ее до скончания века.

Мы, христиане, которым довелось жить в XX и в начале XXI века, стали свидетелями ускорения исторического времени. Новый век, в который недавно вступило человечество, обещает быть еще более динамичным, чем минувший. Нас ждут новые изменения в социальной, культурной и религиозной жизни. И, как всегда, Церковь призвана различить знаки времени, услышать, что Дух говорит церквам (Откр. 2, 7). Эту весть свыше нельзя путать с «духом века сего». Напротив, по слову Апостола, необходимо испытывать духов, от Бога ли они (1 Ин. 4, 1). Слышание гласа Божия и донесение Божественной вести до мира—в этом суть пророческого служения Церкви.

Как это служение может быть осуществлено в современном мире, который перестал быть миром замкнутых национальных культур? В мире, где этнические и конфессиональные общины живут бок о бок друг с другом в космополитических мегаполисах, а культуры вступают в сложные взаимодействия притяжения и отталкивания?

Какой должна быть проповедь Церкви в мире, жизнь которого определяет не столько религиозная вера или общепринятое мировоззрение, сколько «исповедание» таких прагматических «истин», как эффективность, удобство, удовольствие?

Ответить на эти вопросы—или, как теперь говорят, вызовы времени,—призвано церковное богословие. Без богословского осмысления веры и путей ее претворения в жизнь Церкви и общества христиане всегда рискуют впасть в ошибки, порой весьма серьезные и пагубные. И само церковное богословие родилось из опыта преодоления подобных ошибок—как вероучительного, так и церковно-практического свойства.

При этом два условия должны быть соблюдены: первое—верность непрерванному Апостольскому Преданию и второе— верность кафолическому характеру православного богословия. Это требует участия в богословской работе всех духовных и интеллектуальных сил Церкви, представителей разных местных православных традиций.

Богословие обращено к глубинным смыслам, лежащим в основе мироздания и человеческого существования, потому что оно обращено к Божественному Логосу—творящему Слову Божию. Богословие универсально. Его содержание может быть выражено на разных языках, в различных культурных и национальных контекстах, но то, о чем оно говорит, касается каждого человека и мира в целом.

Богословие объединяет—потому, что оно углубляет человеческое видение реальности. Подлинное богословие изымает человека из «горизонтальной», повседневной жизни, из «суеты сует», говоря словами Экклезиаста, и ставит перед ним максимальные задачи—задачи углубления Богопознания и самопознания, нравственного свершения и духовного роста. Богословие властно говорит человеку о том, каким Бог его задумал, говорит о том, что Бог от него ждет.

Богословие выполняет пророческую функцию в Церкви. А поэтому творческое богословие—это одно из важнейших направлений служения Церкви миру.

Возрождение Церкви

Всем, конечно же, известно о тех испытаниях, которые в минувшем столетии выпали на долю Русской Церкви, а также многих других Православных Церквей. Значительная часть православного мира на долгое время была порабощена антирелигиозными силами, развернувшими невиданное по масштабу и жестокости гонение на Церковь и христиан. В условиях этого «вавилонского пленения» богословие, как и другие проявления церковной жизни, в значительной степени было вытеснено в подполье. Впечатляющие достижения богословской мысли и церковной науки, с которыми Русская Церковь пришла к Поместному собору 1917-1918 гг., в дальнейшем не могли получить в России творческого развития. В послевоенный период—с восстановлением богословских школ и, позднее, с активизацией экуменических контактов—научно-богословская работа была продолжена. В то же время внешние ограничения не позволяли проводить ее в полном объеме и на должном уровне.

Тем важнее обратить внимание на научный подвиг отдельных церковных ученых в России, чьи заслуги были признаны и за ее пределами. Хочу вспомнить профессора Ленинградской духовной академии Николая Дмитриевича Успенского, в свое время удостоенного степени почетного доктора Свято-Владимирской богословской семинарии.

Началом постепенного возрождения научно-богословской деятельности в Русской Церкви можно считать период подготовки к празднованию 1000-летия Крещения Руси. В то время были проведены три международные конференции, посвященные различным направлениям церковной науки,—в Киеве, Ленинграде и Москве. В них приняли участие представители разных Православных Церквей, в том числе Американской Автокефальной, а также—впервые—Свято-Сергиевского богословского института в Париже. Особо хотел бы отметить вклад, который был сделан о. Иоанном Мейендорфом, тогда деканом Свято-Владимирской семинарии. Так в одном дискуссионном пространстве объединились представители различных ветвей русской богословской традиции.

Знаком изменения общественной атмосферы в то время стало участие в этих церковных конференциях светских ученых, научные интересы которых связаны с Церковью и христианством, — историков, филологов, искусствоведов и др.

Широкое празднование 1000-летия Крещения Руси в 1988 году, а затем законодательное закрепление религиозной свободы в 1990 году открыли новую эпоху в жизни Русской Церкви. Все внешние ограничения ее деятельности были сняты, а интерес к Православию возрастал в обществе с каждым днем. Церковь стала стремительно возрождаться. Естественно, что в то время первоочередной задачей стало восстановление приходов и монастырей, строительство и реставрация храмов, рукоположение новых епископов и священников, организация приходской жизни. Это, в свою очередь, привело к необходимости открывать новые духовные школы, издавать учебную и иную религиозную литературу, организовывать миссионерскую деятельность, а также активизировать научно-богословскую работу.

Надо сказать, что первое десятилетие религиозной свободы в России стало наглядным проявлением православного понимания Церкви как «народа Божия», то есть как соборного единства клириков и мирян, совместно исповедующих веру и реализующих ее в церковной жизни. Духовное возрождение во многом происходило «снизу»—по инициативе приходских священников и мирян. Так возникали новые приходы, братства и сестричества, учебные заведения разного уровня—от лекториев до богословских институтов, издательства и средства массовой информации, паломнические центры, благотворительные учреждения и различные ассоциации—православных врачей, иконописцев, регентов и др. Все это показало, как много в Русской Церкви живых и творческих сил. Активно включились в церковную жизнь люди старшего поколения, многим из которых в советскую эпоху приходилось скрывать или, по крайней мере, не афишировать свою веру. Но в Церковь пришла и молодежь, для которой вера стала органичной, неотъемлемой частью жизни.

В то же время к концу этого десятилетия, в преддверии Великого Юбилея 2000-летия пришествия в мир Христа Спасителя, становилось все более очевидно, что самое трудное впереди.

Действительно, благодаря щедрости благотворителей и поистине героическим усилиям духовенства и прихожан в довольно сжатые сроки было восстановлено множество храмов. Но это только часть дела. «Вы храм Божий»,—говорит Апостол (1 Кор. 3: 16). «Бог не в бревнах, а в ребрах»,- вторит русская пословица.

В каждой епархии было заново открыто по несколько монастырей, некоторые из них уже стали местами паломничеств. Однако тем самым было только положено начало возрождению подлинной иноческой жизни, смысл которой в стяжании духовного опыта, что требует длительного подвига «внутреннего делания».

Многие возрожденные приходы выросли сегодня в крупные и крепкие общины, живущие под духовным руководством своих пастырей. Однако подобному внешнему успеху далеко не всегда соответствует духовно правильное устроение общинной жизни. Нередко приходские пастыри в городах выступают в роли «младостарцев», до мелочей регламентируя жизнь своих прихожан, подражая пастырской практике монастырских духовных наставников.

Обо всем этом не раз публично говорил Святейший Патриарх Алексий II, высказывался Священный Синод Русской Церкви.

Новые задачи

Конечно, подобные проблемы, порой болезненные, следует признать прежде всего «болезнями роста». Их появление свидетельствует о том, что первый этап возрождения церковной жизни пройден. Наступает новый этап, который требует направить основные усилия на решение более сложных задач. В данном случае, на мой взгляд, следует говорить о двуединой задаче повышения качества духовного образования и творческого развития богословия и церковной науки. Очевидно, что одного не может быть без другого.

Мы осознаем необходимость подготовки пастырей, утвержденных в вере и духовном предании Церкви и в то же время широко образованных, осознающих специфические особенности современного мира. Нынешние пастыри призваны передавать церковный опыт и знания не только в храме, но и за его пределами. Чтобы удовлетворить эту потребность необходимо проделать работу богословского осмысления всех тех проблем, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни.

Это не только вопрос о правильном соотношения монашеско-аскетического опыта, с одной стороны, и приходского душепопечения, с другой. Богословского осмысления в свете целостного православного Предания требуют и вопросы участия Церкви в социальной жизни. В частности, это касается отношения к современным политическим процессам, а также церковной оценки различных идеологических построений, старых и новейших, в той или иной степени ориентированных на Православие. Нельзя допустить, чтобы вера Церкви превращалась в форму идеологии или использовалась политическими силами в своих целях. Церковь живет в истории и призвана участвовать в ней, но в то же время Церковь премирна—поскольку она открывает врата в вечность, уже в этом веке обращая человека на путь Богообщения. И парадокс церковной миссии в «этом мире» заключается как раз в том, что сила церковного воздействия на мир напрямую зависит от способности Церкви быть «больше мира», превышать этот мир, видеть его «очами Божиими». В противном случае искажается Богочеловеческая природа Церкви.

Итоги богословского развития

В минувшем веке православное богословие в целом следовало тому «творческому постулату», который в свое время сформулировал протоиерей Георгий Флоренский: молитвенное воцерковление—апокалиптическая верность—возвращение к Отцам—свободная встреча с Западом.

В минувшем веке было много сделано для того, чтобы по-новому осмыслить Святоотеческое Предание—наследие как «богословских», так и «аскетических» Отцов Церкви. Действительно, сегодня православное умозрение немыслимо вне мистической традиции Церкви, того опытного Бого-познания, которое было приумножено современными подвижниками. Многие из них уже прославлены в лике святых. А в области вероучения нормой православного богомыслия стало обращение к творениям Учителей Церкви древнего и византийского периодов.

Важное значение имели историко-литургические исследования, которые помогли современным богословам осмыслить богослужение Церкви как эсхатологическое событие, в которое вовлечена вся полнота церковная. Так, Евхаристия была снова понята и истолкована как Таинство Царства Божия, преображающее человека и мир. Здесь нужно вспомнить вклад протопресвитера Александра Шмемана, благодаря трудам которого литургическое богословие стало сегодня необходимой частью богословской науки.

Разумеется, то, что отец Георгий Флоровский назвал «апокалиптической верностью», не имеет ничего общего с дурной апокалиптикой, то есть с эмоционально окрашенным ожиданием конца света. Речь в данном случае, конечно, идет об эсхатологической природе Церкви. Важно отметить, что эсхатологическая заостренность, проявившаяся в православном богословии XX века, была не только выводом богословствующего разума. Такова была реальность церковного опыта: с одной стороны—в условиях жестоких гонений на веру и христиан, а с другой—в трудных условиях изгнания, которое пережили многие православные эмигранты. И в обоих случаях Церковь оказалась перед необходимостью совершать свое служение в условиях все возрастающего секуляризма.

В конечном итоге, испытания, выпавшие на долю Православия в XX веке, привели не к поражению, но к духовной победе. «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир»,—говорит Спаситель Христос (Ин. 16, 33). Церковь обогатилась опытом новомучеников и исповедников, до конца свидетельствовавших свою верность Истине Христовой.

Возвращаясь к словам отца Георгия Флоровского, надо сказать, что в минувшем столетии произошла и свободная встреча Православия с христианским Западом, прежде всего в контексте экуменического общения и сотрудничества. Православное богословие не просто выразило специфику Восточной традиции. Оно показало ее непреходящую ценность и существенное значение для мирового христианства. Об этом свидетельствует тот интерес и уважение к Православию, которые проявляют многие инославные христиане. Но главное—это укоренение Православной Церкви в странах Запада, в том числе в Америке, где ее членами становятся люди, не связанные с Православием по рождению и воспитанию. Православие на Западе перестало быть «религией эмигрантов» и все с большей очевидностью являет свой поместный характер.

Таким образом, к началу нового христианского тысячелетия православное богословие получило современное выражение. Важно отметить, что оно сумело преодолеть как искушение религиозной архаикой, так и искушение модернизмом. В то же время нельзя успокоиться, удовлетворившись достигнутым. Церковь живет во времени. Историческое время есть время Церкви—то есть время ее пророческого служения.

Актуальные проблемы православного богословия

Среди важнейших направлений современной православной богословской мысли я выделил бы следующие:

экклезиология — тема Церкви, ее Богочеловеческой природы и ее исторического бытия;

антропология — тема человека, созданного по образу Божию и призванного осуществлять волю Творца в природном и социальном мире;

этика — тема, которая по существу не может быть отделена от двух предыдущих и нуждается в комплексной богословской разработке.

Экклезиология

Еще более полувека назад Владимир Лосский назвал экклезиологию главной богословской темой эпохи. Несмотря на то, что многое было сделано в этой области, эта тема продолжает привлекать наше внимание, сохраняя важнейшее значение для современного церковного сознания.

В самом деле, именно «Церковь»—как богословское понятие и как духовная реальность—является уникальной особенностью христианской религии. Словом «Церковь» обозначается то событие, древнее и в то же время всегда новое, которое определяет жизнь каждого из нас—последователей и учеников Христа Спасителя.

Но богословы, когда говорят о Церкви, оказываются в трудном положении. С одной стороны, они призваны словесно описать и логически объяснить то, что именуется «Церковью». Но с другой стороны, все мы—как богословы, так и другие члены Церкви—всякий раз, приобщаясь к этому чудесному Богочеловеческому событию, переживаем лишь изумление и приступ немоты: «Да молчит всякая плоть человеческая…».

В Церкви и через Церковь мы, ограниченные и грешные человеческие существа, становимся причастниками полноты Божественного Дара. Однако нам лишь отчасти удается реализовать этот дар в повседневной жизни, в общении с людьми, в нашей деятельности в мире сем.

Экклезиологическая тема включает в себя многие аспекты. Одним из важнейших является вопрос о социальных последствиях участия в Евхаристическом собрании Церкви. Христианская община призвана преодолевать религиозную замкнутость и в лице своих членов нести в мир те благодатные энергии, к которым они приобщаются в таинстве церковного общения с Богом во Христе.

Антропология

Это обращает нас к теме богословской антропологии. Отличительной чертой православного понимания человека является его рассмотрение во всем комплексе его призваний, функций и проявлений. Православие сохраняет верность библейскому видению человека как целостного существа, в котором телесное, душевное и духовное находятся в соразмерном взаимодействии и соподчинении. Однако такая гармония в настоящем греховном состоянии человека является не данностью, но духовным заданием. Выполнить это задание может только «новая тварь» (2 Кор. 5, 17), то есть человек, обновленный через крещение во Христа и участие в церковном Таинстве Богообщения.

Поэтому православная антропология в своем понимании личности исходит не из его нынешнего греховного состояния и даже не из его природных особенностей, но из того образа человека, который, перефразируя апостола Павла, является соразмерным Христу (ср. Еф. 4, 13). Такую антропологию можно назвать «нисходящей». Для нас, христиан, Человек Иисус Христос (1 Тим. 2, 5) есть Нисшедший свыше (Еф. 4, 10). Иначе говоря, Совершенный Человек—это не умопостигаемый «идеал», но историческая и в то же время эсхатологическая реальность.

И здесь мы подходим к наиболее значимым достижениям современного православного богословия, которые стали результатом последовательного осмысления основополагающих догматов веры.

Если человек способен вырасти «в меру возраста Христова», то есть, благодатью Божией, уподобиться Богочеловеку Христу, о чем свидетельствует опыт святых, значит, эта возможность уже заложена в нем, несмотря на радикальный онтологический разрыв между тварным и нетварным бытием. Чем же обусловлена эта возможность стать «богом по благодати»?—Тем, что человек изначально сотворен по образу Божию, который следует отождествить с его личностью, то есть с ипостасным образом его бытия.

Отождествление понятия личности с богословским понятием ипостаси имеет далеко идущие последствия для православного богословия. Оно отвечает необходимости христианской трактовки новоевропейского представления о личности, синонимом которой является индивидуум. В отличие от секулярной концепции человека как суверенной особи человеческого рода, то есть, иными словами, как «обожествленной человеческой самости», церковное понимание личности предполагает открытость и динамику человеческого существования. Только в богословском понимании человеческая личность получает подлинную «объемность», поскольку включает в себя отношение—к Три-Ипостасному Богу-Творцу и к поли-ипостасному человеческому миру. Речь в данном случае идет как о социальном, так и о природном мире.

Именно это двуединое отношение позволяет избежать дурного «социологизма», характерного для секулярного понимания места человека в мире. Человек как личность—это не только «социальный агент», но также хранитель и возделыватель Богозданной природы, частью которой он является как существо телесное и материальное. В этой связи нужно сказать, что нынешнее экологическое движение, при всей его заботе о сохранении природной среды, обречено на ущербность до тех пор, пока не будет осознана новозаветная истина: «Тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего (ее)» (Рим. 8, 20), то есть человека. Исцеление и преображение природы возможно только во Христе, потому что только в церковном Таинстве благодатного освящения стихий мира, непременным соучастником которого является человек, происходит избавление от пагубного воздействия богопротивных сил, имеющих личностное измерение и действующих в масштабе всего Космоса.

Богословский персонализм является сегодня одним из наиболее перспективных направлений православной мысли. В его разработку сделали вклад многие, в том числе и русские, богословы. Помимо уже упомянутого Владимира Лосского, хотел бы отметить работы митрополита Пергамского Иоанна (Зизиуласа), мысль которого являет собой пример синтеза богословия личности и экклезиологии. К сожалению, в текстах Владыки Иоанна многие важнейшие темы, будучи ясно обозначены, не получили ожидаемого развития.

Оригинальную философско-богословскую концепцию предложил профессор Христос Яннарас. Основная заслуга автора заключается в попытке синтезировать три ключевые понятия святоотеческого богословия—понятия природы, личности и энергии.

В самом деле, настаивая на приоритете онтологического понятия личности, в противовес секулярно-социологической ее трактовке, нам необходимо показать связь того, что на богословском языке называется природой, или сущностью, с тем экзистенциальным, то есть единичным и уникальным, бытием, которое получило наименование ипостаси. Думаю, что в данном случае необходимо исходить из Богооткровенного догмата о Святой Троице, который является образцом и мерилом богословского умозрения. Сущностное Единство Бога и принципиальное различие Божественных Ипостасей—это два утверждения, антиномически и в то же время синтетически выражающие веру и исповедание Церкви.

Христианская этика

Наконец, следует остановиться и на другом направлении богословской работы, которое является не менее важным для современного свидетельства Православной Церкви,—христианской этике.

Соответствие правильной веры и правильной жизни, то есть ортодоксии и ортопраксии, является извечной церковной проблемой. В конечном счете, это вопрос о том, как бороться с грехом и побеждать его с помощью Божией. Отвечать на этот вечный вопрос—в этом, собственно, и заключается служение Церкви миру. Именно поэтому нравственная тема должна оставаться в сфере самого пристального внимания православных богословов. Ведь Церковь гораздо лучше, чем внецерковный мир, знает и силу порабощающих человека греховных страстей, и силу спасительного действия Божия, освобождающего от тирании богопротивного зла.

Христианская этика непосредственно связана как с антропологией, так и с экклезиологией. Если, с церковной точки зрения, этика понимается не просто как «нравственное поведение» христиан, но как выражение их личностного и экклезиального бытия, значит, источники христианской жизни следует искать в сакраментальном и аскетическом опыте Церкви. Чтобы исполнить евангельские заповеди, мы должны научиться той Божественной любви, которая содержит мир и спасает его от погибели. Дар этой любви подается в Таинствах Церкви. Он воспринимается нами и дает плод, если мы духовно бодрствуем и готовим себя к его принятию. Если же мы не выносим из своего опыта участия в Таинствах желания и способности любви к нашему ближнему, значит, мы практически изменяем своей вере.

Задача нравственного богословия заключается в том, чтобы, опираясь на опыт святых, постоянно предостерегать христиан от культивирования такой «церковности», которая не приводит к исполнению заповеданного нам Богом. Никакой подвиг или видимое благочестие не способствуют подлинному духовному росту и достижению спасения, если не имеют нравственного выражения, явного и очевидного окружающим. И прежде всего—людям неверующим и нецерковным. Иначе не может быть осуществлена миссия Церкви—возвещение преображающей силы веры и ответного действия спасающего Бога.

Современная этика является индивидуалистической. Такова социальная этика консенсуса, которая опирается на соглашение суверенных индивидуумов. Трансцендентные основания этики утрачены. Этика лишилась тех ориентиров, которые были бы признаны всеобщими, но не в силу распространенности, а по причине их соответствия самой природе мира и человека. Тем важнее показать, что христианская, евангельская этика отвечает самым глубоким чаяниям человека, стремящегося не к удовлетворению минутных желаний и потребностей, но к достижению подлинной целостности—того целомудрия, которое является реализацией высших потенций человека, живущего перед лицом Бога.

Выделенные богословские темы—экклезиологическая, антропологическая и этическая—в своей содержательной взаимосвязи обозначают тот новый синтез, который призвано осуществить богословие в новых исторических условиях.

Говоря о новом синтезе, имею в виду необходимость богословского сопряжения различных аспектов церковного предания.

В таком сопряжении нуждаются, с одной стороны, внутренние законы индивидуального духовного подвига, а с другой—законы церковной кинонии, евхаристического общения во Христе. Иными словами, необходимо богословски показать неразрывную связь опыта аскетического и опыта сакраментального, их взаимодополняемость и сущностное единство в целостном опыте Церкви. Нельзя допускать в церковном сознании ни уклонения в аскетизм монашеского типа, когда в известной мере игнорируется миссия Церкви в мире, ни уклонения в «литургизм», когда богатейшее наследие аскетического предания оказывается не вполне востребованным членами «мирских» церковных общин.

Второй аспект этого сопряжения касается соотношения индивидуального и общинного опыта. Христианская личность созидается в евхаристической общине, которая является своего рода малым социумом. Правильное устроение этого малого церковного социума, объединяющей силой которого является совместное причастие его членов благодати Божией во Христе, создает образец истинного человеческого сообщества, как его замыслил Бог Творец. Поэтому опыт церковного общения есть опыт христианской этики и должен стать основой для социального поведения членов Церкви.

Контекст современной богословской мысли

Необходимость нового богословского синтеза диктуется и той религиозной ситуацией, которая сложилась в настоящее время. Ее особенность в том, что сегодня христианское свидетельство сталкивается не только с секуляризмом, но и с иной религиозностью. В мире набирают силу новые синкретические религиозные течения, сочетающие различные элементы ориенталистских духовных практик, псевдонаучных представлений и христианских символов. Заметен также рост неоязычества.

Кроме того, все шире по миру распространяется ислам, привлекая помимо этнических мусульман новых последователей. По существу ислам уже перестал быть «восточной» религией и в некоторых христианских странах (в том числе и в России) является вторым по численности исповеданием. После трагедии 11 сентября, следствием которой стал всплеск исламофобии, вопрос о присутствии ислама в западных обществах приобрел особую актуальность.

Таким образом, вопреки тезису о неизбежности победы секуляризации, в современном мире различные религии—как старые, так и новые—оказывают глубокое духовное влияние на многих людей, а также целые народы.

Все эти обстоятельства убеждают нас в том, что христианское свидетельство в мире по необходимости должно быть и свидетельством перед лицом других религий. Прошлый век был по преимуществу веком христианского экуменизма, который, несомненно, имел много достижений, но также породил и известное разочарование. Нынешний век, судя по всему, будет веком межрелигиозных диалогов.

Диалог с приверженцами иных вер имеет не только культурное и политическое значение. Он может быть весьма полезен и нам самим, христианам, как были полезны межхристианские диалоги, побуждавшие к поиску более полного и глубокого выражения собственной духовной традиции. Вступая в содержательный разговор с людьми, обладающими иным религиозным опытом, богослов принуждается к новому продумыванию своей веры, учится выявлять принципиальные элементы Апостольского Предания, отличая его от преданий местных, исторически обусловленных.

Кафоличность православного богословия

Одна из задач православного богословия—выявление Вселенскости Церкви, универсальности евангельского провозвестия. Богословие должно настаивать на кафоличности нашей веры и противостоять тому опасному искажению, когда в жизни Церкви начинают доминировать национально-культурные и местные традиции. Это свидетельствует о сползании к язычеству и идолопоклонству и порой приводит к напряжению и конфликтам между Автокефальными Церквами.

Надо сказать, что в России такие тенденции сегодня имеют место. В то же время налицо и обратное—стремление побольше узнать о жизни православных братьев, живущих по всему миру, об истории Поместных Православных Церквей и их современном служении. Богословие призвано служить поддержанию и укреплению единства православного мира.

Церковь Христова может осуществлять свою миссию в современном мире—постхристианском, а также нехристианском,—только если она исходит из целостного, кафолического видения и переживания Бога, мира, человека и общества. Формулировать это видение в меняющихся исторических условиях призвано богословие. Сегодня его основные «постулаты» можно обозначить следующим образом:

— догматически строгое мышление;

— опора на литургически-сакраментальный и мистико аскетический опыт Церкви;

— открытость к миру и культуре, опирающаяся на верность церковному Преданию;

— готовность к диалогу с другими религиозными традициями.

Богословие есть дело Церкви. Совместными усилиями ученых и богословов Вселенская Православная Церковь и в наступившем столетии должна стремиться «дать ответ о своем уповании», раскрывая богатства своего древнего и всегда нового Предания.

* Лекция по случаю вручения диплома Почетного доктора богословия Свято-Владимирской Академии и докторского креста. США