О митрополите Филарете вспоминает

Владимир Александрович Мартинович

Первый раз я увидел владыку за богослужением в храме, это было очень торжественно и серьезно. Меня впечатлило в нем буквально всё. Но первая осознанная встреча с ним произошла, когда в июле 1996 г. настоятель минского Свято-Петро-Павловского собора протоиерей Георгий Латушко написал мне рекомендацию на учебу на богословском факультете ЕГУ и в числе других абитуриентов привел в епархию на встречу с владыкой. На всю жизнь запомнил его первую реакцию.  Подойдя ко мне, владыка сказал: «О, какой необычный!» – и благословил меня. С тех пор я регулярно слушал его лекции, и не помню, чтобы он их пропускал.  Ему было интересно работать со студентами, увидеть и услышать нашу реакцию.

Спустя полгода после начала моей учебы на богословском факультете я с единомышленниками пришел к нему взять благословение на изучение сектанства. Владыка благословил наше начинание и сам предложил назвать наш центр в честь преподобного Иосифа Волоцкого, памятуя о том, что преподобный также занимался еретиками и сектантами. Мне было тогда 18 лет. Представьте себе, какой современный церковный руководитель благословит 18-летнего студента первого курса на такую ответственную и серьезную работу? В апреле 2022 г. исполняется 25 лет с момента основания центра, который, сейчас уже можно сказать, по ряду параметров лидирует среди аналогичных церковных и светских структур во всем мире и является самым крупным во всех Поместных Православных Церквях. Но мог ли владыка знать, что он не ошибется, доверяя по существу ребенку столь сложную и опасную работу? Это был для меня хороший урок: я увидел, как важно не губить инициативу, даже если она исходит от самых непонятных, неопытных и несерьезных людей. Второй урок состоял в том, как важно ценить молодость. Ведь он мог сказать: «Давайте назначим на эту работу кого-нибудь более опытного». Но он сказал примерно так: «Хочешь – занимайся, посмотрим, что получится». Для того, чтобы как-то контролировать мои занятия, он благословил меня каждые 3 месяца отчитываться о своей работе лично ему. 

Буквально через месяц мы установили контакты с организациями, которые занимались этой темой в Беларуси, начали работать. Владыка смотрел наши отчеты и удивлялся: там было очень много информации. Очень быстро он сменил формат подачи отчетов на ежегодный. 

 Почти через год и два месяца (мне тогда уже было 19 лет и я только окончил второй курс богословского факультета) владыка принял меня на работу в штат Минской епархии на должность референта. С этого момента начались наши рабочие отношения. Я периодически спрашивал у владыки, что можно делать по сектам, что нельзя, со временем у меня появился его телефон, я мог звонить ему, спрашивать, потому что были вопросы, которые нужно было решать срочно, в течение 5 минут. Когда нужно было, я приходил в епархию. Затем были долгие годы повседневной работы. 

В работе центра владыка нас не только поддерживал, но и ориентировал.  На что? Всех по-разному, но конкретно наш центр – на работу с элитой, с самыми сложными аудиториями. С учеными, чиновниками, общественными организациями – с теми, кто задает самые сложные и неудобные вопросы. То есть, если я прочитывал лекцию в каком-нибудь приходе (тогда я много читал таких лекций), владыка это воспринимал спокойно. А вот если я прочитывал лекцию в каком-нибудь вузе, это его интересовало значительно больше. А если я прочитал лекцию среди чиновников, он придавал этому еще большее значение. Этим он достаточно мягко, но четко давал понять: в приходе лекцию может прочитать священник, а для выступления в серьезных аудиториях нужно готовиться, нужны архивы, исследования, серьезная подготовка и работа. И он сам старался работать с учеными. 

Он благословлял меня на научные стажировки – два раза в Германию и один раз в Австрию. Он очень сильно ценил людей образованных и всячески старался способствовать повышению образования студентов духовных школ. 

Также владыка ценил свободу, ценил инициативу, доверял людям. Он не уходил от сложных вопросов. Он был уникален тем, что я мог задавать самые страшные вопросы, в том числе лично о его жизни, и он спокойно с достоинством на них отвечал: почему так, почему не иначе. Можно было спокойно и свободно поговорить на самые сложные, самые тяжелые темы. Приведу пример: у него были контакты с одной сектой, не буду говорить какой. Мне он достаточно четко, спокойно и подробно объяснил, почему и с какой целью он работал с этой сектой: вопросов у меня не осталось. Много ли архиереев готовы детально обсуждать такие неудобные моменты своей биографии, да еще и со своими подчиненными?

У владыки было четкое представление о предназначении богословского факультета – Института теологии БГУ. Он выразил его, встречаясь с нами, первокурсниками в 1996 г.  Тогда он сказал:  вы нужны Церкви для того, чтобы работать с миром и с обществом. Если бы у вас сейчас были дипломы, мы бы каждому из вас нашли место в университетах, школах, в светских организациях. Он видел в нас тех, кто будет со знанием богословия работать и представлять интересы Церкви в светских структурах и организациях. И в общем-то, я считаю, что институт выполнил и выполняет эту миссию. Конечно, кто-то из выпускников становится священнослужителями, но многие занимают серьезные светские позиции и влияют на отношение к Церкви в обществе. Владыка не призывал студентов Института теологии принимать священный сан, хотя и тем, кто к этому стремился, конечно же, не препятствовал. Для него целью этого учреждения образования была подготовка своих людей в обществе. Для этого содержание и качество преподавания было поднято на очень высокий уровень. В период моего обучения мы изучали 6 или 7 разновидностей философии, было большое присутствие светских преподавателей – лучших специалистов в своей сфере. Владыка приглашал к преподаванию на богословском факультете и ведущих специалистов из-за рубежа, сам имел широкий кругозор и множество контактов. 

Владыка высоко ценил западное образование, но не потому, что видел там что-то, чего не было у нас. Он просто считал, что западное образование способно развить более глубокое понимание того, что есть у нас. Он ценил там не столько новые знания, а прежде всего новые методы, новые способы обучения и получения новых знаний. Особенно актуально это было и остается в сфере изучения наследия святых отцов Церкви.  Благодаря новым методам и подходам мы сможем извлекать из их творений намного больше пользы для себя. Запад был ценен для владыки не тем, что в нем учились инославию, а тем, что там учились учиться. Не могу вспомнить ни одного случая, когда бы он не благословил кому-то получить дополнительное образование за рубежом.

Второй важный момент, который есть на Западе, – это время, которое студент можете посвятить учебе. Когда он находится в Беларуси, то нередко загружен всевозможными послушаниями, его отвлекают работа, семья, друзья. Когда он приезжает на Запад, есть только он, университет, библиотека, и всё – и никаких отвлекающих факторов. Конечно, были и студенты-оболтусы, которые приезжали и ничего не делали, но было и много тех, кто приезжал и каждый день буквально работал над собой, писал, думал, читал и это приносило серьезный результат.  Для меня самая серьезная поездка была трехлетняя, в Венский университет. Я очень не хотел ехать, несколько раз пытался отказаться, ставил нереальные условия грантодателям, но владыка настоял. Я сказал тогда владыке: «Я еду на три года к католикам, неужели вы меня отпустите?» — «Едь!» – «Владыка, но ведь это не просто католики, это иезуиты, Вы меня туда отпускаете?» – «Обязательно едь!» Он прекрасно видел то, что мне есть чему научиться. И я думаю, что он был прав. Я каждый раз ехал на стажировку как в последний раз.  И в ту поездку я получил особенно много. У нас с супругой там была жизнь очень высокой интенсивности, каждая минута была расписана, нужно было много читать, сдавать экзамены. Нам даже не удалось за три года никуда съездить.

По возвращении, через три года владыка встретил меня хорошо. Там я защитился и с тех пор владыка при встрече именовал меня профессором: «О, профессор, иди сюда!…» Кроме того, по благословению владыки, я стал преподавателем сектоведения в Минских духовных академии и семинарии и в Институте теологии.

В сектантах владыка прежде всего видел людей. Для него любой сектант прежде всего был человеком, которого нужно уважать и любить, вне зависимости от того, к какой вере он принадлежит. И даже если это самая грубая секта, он все равно человек, мы все равно к нему должны относиться с любовью. И только потом, когда мы с ним по-человечески пообщались, выпили с ним чашечку чая, нашли человеческий контакт, мы можем с ним поговорить о вере. Не обязаны, но мы можем. И самое поразительное состояло в том, что благодаря фантастическому чувству такта он не навязывал этот подход никому, он знал, что мне нужно вырасти до такого отношения к сектантам. И я сейчас разделяю такой подход владыки, который в целом укладывается в святоотеческую традицию. По словам святителя Григория Богослова: «Мы добиваемся не победы, а возвращения наших братьев, разлука с которыми терзает нас».