Надежда Афанасьевна Дробышевская окончила в 1971 г. Витебский медицинский институт и в течение последних 15 лет работает в области семейной психотерапии, из них 5 лет—с «трудными» подростками в клинической психиатрической больнице. Эти непридуманные истории легли в основу книги «Детская правда», изданной в 2003 году. Взглянем правде в глаза!

История Кати

13-летняя Катя—ученица седьмого класса. К нам в психиатрическую больницу ее привезла мама: «Не хочет учиться, не слушается—плохая!» На следующий день после одного из занятий в группе, во время которого мы с детьми беседовали о тех причинах, которые приводят их к нам, Катя дала мне прочесть свое сочинение:

«Жизнь нам дана для того, чтоб в жизни была цель, был друг, которому можно все доверить, все рассказать, а когда трудно, можно к нему прижаться и поплакать. Друг, который тебя поймет, которому можешь все простить, и он— тебе. Этим другом должна быть мама.

Как трудно, когда с мамой нет взаимопонимания! Жизнь покажется совсем иной, если мама будет обращать побольше внимания, приласкает, назовет тебя доченькой. Были и у меня такие моменты, но потом я как будто портилась, и вместе со мной портились и отношения.

Сейчас я в психушке. А ведь я и многие здесь больны не на голову, а душевно, и лечиться надо не здесь. Вот со мной разговаривал психолог, она мне долго объясняла о жизни. Много и я рассказывала ей о себе. И, наверное, когда я увижу свою маму, то прощу ей все и постараюсь сделать так, чтоб и она мне простила. Попробую начать новую жизнь. Я совсем не жалею, что попала в эту больницу, потому что я здесь многое поняла. Если бы я сюда не попала, то, наверное, размышляла бы, как раньше, как на улице. Я знаю, что еще многое узнаю, находясь здесь. Я нашла здесь подругу, которая совсем не больна. Ей, скорее всего, не хватает того, чего не хватает и мне.

А сейчас я хочу в школу, увидеть школьных друзей, брата, маму, папу, бабушку. Хочется закричать, сказать им: «Я—другая, я исправилась, я больше не буду!!!» Когда я выпишусь, я постараюсь лучше учиться. Были моменты, когда я думала, что лучше бы не родилась, а сейчас думаю, как хорошо, что мне дана жизнь. Ведь в этой жизни можно делать не только плохие поступки, но и хорошие. И хорошим я могу и остальные загладить.

А сейчас расскажу, как и какие дети живут в психушке. Целый день мы находимся в классах, а в палатах только спим. Кормят здесь, смотря, как кого. Половина детей здесь на голову здоровы. Им всего лишь надо посидеть и один на один душевно поговорить с мамой, почаще ходить в церковь, почитать Библию. Каждый раз молиться, чтоб Бог простил нам грехи.

Когда я смотрю на некоторых детей, мне их становится жалко, очень жалко, ведь многие из интерната, у многих мать и отец—пьяницы. Тут все кроют матом, бьют друг друга, ведь это—ужас, так ведь нельзя! Нельзя, что ли, друг другу сказать хорошее слово, улыбнуться, и вокруг станет приятней, лучше. Такие дети, как я, не должны находиться здесь».

В беседе со мной Катя рассказала, что живет она с мамой, братом и отчимом. С отцом Катиным мама развелась, потому что полюбила другого—теперешнего отчима. «А папа—хороший. Папа очень переживал. Теперь и у папы семья другая. Мама с отчимом заняты торговлей, разными тряпками, всем, чем можно деньги зарабатывать. Они богатые. Но лучше с мамой дружить, чем богатство».

Когда мама и отчим ссорятся, мама говорит, что все это из-за Кати; что из-за нее он стал к маме хуже относиться. От этого мама злится. А у Кати—нервы. И мама отправила Катю в психиатрическую больницу.

История Саши

Он учится в седьмом классе. В больницу его доставил папа, а заявление главврачу написала бабушка: «Прошу Вас поместить на стационарное обследование в детское отделение психиатрической больницы моего несовершеннолетнего внука, который совершает поступки в пьяном виде, несовместимые с нормальными, выражается нецензурной бранью, бросается в драку».

У Саши патохарактерологическое формирование личности, алкоголизация.

Год назад Саша уже лечился в нашем отделении с диагнозом «патохарактерологические реакции». Постепенно эти реакции закреплялись, и врачи констатировали патохарактерологическое формирование личности.

Сашины родители разошлись. Мама живет с другой семьей. Саша живет с папой и бабушкой.

—Саша, расскажи, каким ты себя помнишь маленьким?

—Я помню себя в 4 года. Тогда мы все вместе—папа, мама и я—ходили в парк. А потом родители начали ссориться… Вначале мама газ забыла закрыть, потом еще что-то, не помню… Это как снежная штука, которая с горы катится и становится все больше и больше.

—Кто тебе так говорил?

—Я сам так думал, когда видел снег.

—А потом родители мирились? Кто первым просил прощения?

—Прощения? У нас—никто никому!—говорит Саша коротко и отрывисто.—Год назад я с пневмонией лежал в больнице. Там одна тетя мне про Бога рассказывала. Она меня навещала. Какая-то чужая… Мне так хорошо было! Душа играла!

Я замерла при этих словах и говорю:

—А как душа играет?

—Ну, когда хорошо внутри!—и на сердце показывает.—Мне тогда дали книжку про Бога, а папа сказал: «Спрячь! Чтоб я этого не видел!»

—А что же в книге про Бога написано плохого? Разве там написано, как следует лгать, воровать, водку пить, драться?

—Нет! Там наоборот: учат, как любить, помогать. Но сам я не могу в церковь пойти, не получается. Если б с кем-нибудь!..

* * *

Однажды Саша рассказал о своей жизни:

—Шатался по улице по два месяца! Дома было невыносимо, а жить больше негде. А сейчас я состою в Skin Heads! Это—«Кожаные Головы» (бритоголовые—Авт.)!

—И что же вы делаете?

—Нас всего человек 500; в одном только дворе—40 человек! Бывает, что мы веселимся! Вот, кота к лифту привязываем, лифт пошел… И от кота—только пятнышко крови! Или привязываем кота между двумя вагонами трамвая; голова отрывается… и эффект!

Застываешь от ужаса, когда ребенок рассказывает, как они «веселятся».

* * *

Иногда во время занятий я как бы предоставляю мальчиков самим себе, и они просто разговаривают друг с другом. Я слушаю, а когда считаю нужным, подключаюсь к разговору. Вот и сейчас они о чем-то говорят:

—Я тоже люблю фильмы ужасов! Так, интересно смотреть ради страха! Когда маленький был, все потом снилось. Уже и «телик» не смотрел, а черти все снились! Теперь всякое снится, даже рассказывать не хочется… Всякие лабиринты, люди какие-то меня догоняют.

—А ты уже воруешь?

—Не-а.

—Значит, будешь!

—Я уже воровал у мамы, когда у нее было много денег!

И вдруг я вмешиваюсь и спрашиваю, для чего, по их мнению, человек живет? Оказывается, они не знают. Но у меня спрашивают:

—А что такое, когда умираешь?

—А вы как думаете?—отвечаю вопросом на вопрос.

—Это значит, душа уходит…

—Какая душа?

—Души,—говорят они мне,—бывают добрые и злые.

Я спрашиваю:

—А у тебя, Саша, какая?

—Пока что злая.

—Почему?

—А сейчас у всех злые души!

—И ты не встречал хороших людей?

—Никого!

Я замолкаю, сижу и пишу. Мальчишки продолжают говорить:

—Санитарки тоже матерятся.

—Они здесь хуже нас.

—Зачем аминазин? И чем это он помогает? Только дурнеть можно. Лучше маму попросить, чтоб не била, чем сюда.

—Да им самим в «психушку» надо! Вот я: убегал, воровал—так что, мне таблетки помогут? Я только в первом классе хорошо учился, а потом—все…

* * *

…Саше про Бога читать нельзя: папа не велит!

А в Skin Heads Саша сам вступил, папу не спросил—там же «весело», особенно когда от кота одно пятнышко крови остается…

История Оли

Оле 12 лет, она учится в пятом классе школы-интерната, из которой ее к нам и привезли со следующей характеристикой: «Оля в школе-интернате с 8 лет. Успевает на «4» и «5», но в этом году поведение резко изменилось. Замкнута. Мало общается со сверстниками. На замечания педагогов грубит, впадает в истерическое состояние, угрожает покончить с собой. Сквернословит.

Осенью среди ночи просила няню отпустить ее домой. В ответ на отказ пыталась вскрыть себе вены и выброситься из окна.

Если сверстники делают ей замечания, она их избивает. Если оценка, которую выставили педагоги, не нравится—уходит среди урока. Бродяжничает.

Оля очень импульсивна, подвержена перемене настроения.

Мать не справляется с воспитанием дочери. Часто дома Оля даже не появляется. В летние каникулы она бродяжничала. Была совершена попытка ее изнасилования; заведено уголовное дело. Напилась таблеток, была в реанимации».

Мы беседуем с Олей в моем кабинете:

—Оля, расскажи о себе, что можешь и в чем доверяешь.

—Дома папа и мама. Старший брат—в тюрьме за изнасилование. Еще дома есть другой брат, он пьет и дерется. Сестра младшая, 10 лет. Дома все пьют, но мать больше всех. Поэтому я—в интернате. Моя сестра такая запуганная! Потому что ее брат закрывает в ванной, и они там…

Оля замолчала, низко опустила голову, плачет:

—Я боюсь говорить… Но потом продолжает:

—Он и меня хотел изнасиловать, цепями привязывал!

Я чувствую, что девочке тяжело вспоминать об этом, и пытаюсь заговорить о другом:

—У вас есть дома какие-нибудь животные?

—Мне подарили собаку; прихожу домой, а мама ее в ванной утопила. Еще были трое цыпляток—она их тоже утопила. Мама пьет много, бьет папу и нас. Она меня проклинает, говорит: «Убью! Ты все равно жить не будешь и замуж не выйдешь!» Она меня заставляет по квартирам ходить, попрошайничать. А я не хочу этого делать, стыдно! Сестра ходит, просит. Она к ней лучше относится; ругает только, когда сестра мало приносит. Тогда я стала убегать из дома. А летом мы с подружкой жили в одном доме на крыше. Я удрала потому, что мой брат угрожал пистолетом. Это когда я уже в интернате была.

—Как же вы жили на крыше, чем питались?

—Когда люди давали, когда просили, а когда ночью пьяных обворовывали.

—Вспомни что-нибудь радостное из своего детства.

—Я ничего не помню. Мама и папа всегда пили. Мама пропивала даже еду. Меня кормила тетя—соседка. Однажды мамин друг хотел убить из пистолета свою жену, а я ее загородила. Но пуля меня не задела, а попала в подоконник.

—В интернате знают все это? Ты можешь там кому-нибудь об этом рассказать?

—Нет…—склонилась, плачет. Через несколько дней Оля мне говорит:

—Вы только не рассказывайте заведующей; нам все равно никто не поможет.

Врачи поставили Оле диагноз: олигофрения в степени дебильности, психопатоподобное поведение.

Я поделилась историей девочки с коллегами. Один из них невольно подтвердил мои ближайшие намерения:

—Так ты ее в церковь, что ли, хочешь?

—Конечно!—обрадовалась я внезапному подтверждению своих планов.

—Послушай, а если ее там «зомбирует» священник, она не будет иметь своего мнения?—спросил врач.

Он хороший специалист и порядочный человек… Но Оля с олигофренией в степени дебильности оказалась права: в этом мире ей никто не поможет.