Каждого из нас всегда радуют новые встречи с интересными люльми. В конце мая 2005 года Епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев) уже в третий раз приехал в Минскую Духовную Академию с лекциями. Во время беседы в редакции «Ступеней» Владыка рассказал нам о своем пути в Церковь и высказался по многим вопросам Церкви и общества.

— Владыка, каким был ваш путь в Церковь, путь духовного становления и богословского образования?

— Вообще-то предполагалось, что я стану музыкантом, так как на протяжении одиннадцати лет я учился в музыкальной школе. Это было связано с долгой семейной традицией. Моя бабушка училась в консерватории, но потом грянула революция, и бабушка предпочла музыке партийную работу. Папа учился музыке, но затем увлекся физико-математическими науками и стал ученым. И вот, когда у меня обнаружили абсолютный слух и музыкальные способности, все сошлись во мнении, что наконец-то сбудется семейная мечта и в семье появится профессиональный музыкант. В детстве я ежедневно по нескольку часов в день занимался игрой на скрипке и фортепьяно, с раннего возраста начал сочинять музыку и учился композиции. По окончании школы поступил на композиторский факультет Московской государственной консерватории.

Однако параллельно с занятиями музыкой я примерно с одиннадцати лет начал ходить в церковь, а лет в тринадцать серьезно «увлекся» Православием. С каждым годом моя любовь к Церкви становилась все сильнее. В пятнадцать лет я начал читать и иподиаконствовать в храме Воскресения Словущего на Успенском Вражке, где служил митрополит Питирим – человек очень незаурядный, воспитавший много молодых церковных людей: многие его воспитанники сейчас занимают ведущие посты в Русской Православной Церкви, являются архиереями, наместниками монастырей, сотрудниками синодальных отделов.

В юности я пытался понять, можно ли совместить занятия музыкой со служением Церкви, и подумывал о том, чтобы, например, стать церковным регентом. Но любовь к алтарю, к богослужению, к Литургии постепенно вытесняла во мне любовь к музыке. Этот процесс, который длился несколько лет, привел меня к решению оставить музыку для того, чтобы стать священником. В двадцатилетнем возрасте, сразу по окончании военной службы, я ушел из консерватории и поступил послушником в Виленский Свято-Духов монастырь. Я выбрал этот монастырь потому, что еще школьником туда ездил, и ко мне очень хорошо относился местный архиерей – Владыка Викторин. Он меня принял в монастырь, он же и рукоположил.

В Литве я прослужил почти пять лет. Полтора года был монахом Свято-Духова монастыря, затем был назначен на приход, вернее на приходы, так как у меня было четыре прихода – один в городе, три в деревнях. Параллельно учился заочно в Московской духовной семинарии и академии. После двух с половиной лет служения на приходах я был назначен настоятелем кафедрального собора в Каунасе, где прослужил чуть больше года. Затем с 1991 по 1993 годы преподавал в Московских духовных школах, с 1993 по 1995 годы учился в Оксфордском университете, после чего в течение шести лет работал в Отделе внешних церковных связей под руководством митрополита Кирилла. В декабре 2001 года Святейший Патриарх и Священный Синод избрали меня на архиерейское служение. С тех пор вот уже три года служу в Западной Европе.

— Владыка, как вы оцениваете результаты вашей учебы в Оксфорде, насколько эта учеба повлияла на ваш процесс становления как богослова?

— Два года в Оксфорде были для меня очень важным временем. Кроме того, они были самым счастливым временем моей жизни, потому что я был полностью предоставлен сам себе, мог заниматься исключительно тем, что мне было интересно, а интересовала меня в тот момент более всего богословская наука. Поэтому все то время, когда я не спал, не ел и не молился, я проводил либо в библиотеке, либо за компьютером, либо в общении с интересными людьми – такими, например, как мой научный руководитель владыка Каллист или профессор сирийского языка Себастиан Брок. Я думаю, что два года в Оксфорде дали мне в научном плане больше, чем вся предыдущая учеба, потому что там я получил не просто какую-то сумму знаний: я овладел, в доступной мне мере, научным методом, методом самостоятельного исследования. Мне кажется, в наших духовных школах студентам не объясняют, в чем заключается научный метод. Студенты усваивают некую сумму знаний, которую они в зависимости от своих способностей могут с большей или меньшей точностью воспроизводить, но их не учат самостоятельно работать с источниками, делать научные открытия. Большинство дипломных и кандидатских работ в наших духовных школах носит компилятивный характер. В Оксфорде же, как и в других западных университетах, упор делается на самостоятельное освоение материала: от докторанта требуется не только собрать некую сумму сведений и их грамотно изложить, но и на основании собранного материала придти к каким-то своим выводам, что-либо доказать, внести вклад в развитие науки.

Должен сказать, что учеба в Оксфорде дала мне такой мощный научный заряд, что на «остаточном вдохновении» я еще несколько лет после отъезда из Оксфорда продолжал писать книги, основанные на том научном материале, который я набрал там. Ибо, будучи в Оксфорде, я не только занимался своей прямой темой, – наследием преподобного Симеона Нового Богослова, чему и был посвящен мой докторат, – но также собирал материал для дальнейших исследований, ксерокопировал статьи в библиотеке, зная, что потом эта библиотека будет мне недоступна. Кроме того, учил языки – как новые, так и древние, в частности, сирийский, чтобы потом переводить Исаака Сирина.

— Какие, на ваш взгляд, направления современной православной богословской науки являются приоритетными?

— Как патролог, я всегда призываю обращать особое внимание на наследие Святых Отцов. Но я понимаю, что не меньшую важность имеет изучение Священного Писания Ветхого и Нового Завета, не менее важно изучение истории Церкви, изучение догматического богословия, нравственного богословия и других богословских наук. Я не думаю, что можно выделить какое-то одно приоритетное направление, которое должно осваиваться в ущерб другим.

— Часто в церковных СМИ используется словосочетание «бездуховный Запад». Согласны ли вы с такой оценкой?

— Запад – это очень многообразное понятие. На Западе существуют монастыри, храмы, богословские учебные заведения, другие очаги религиозной и духовной жизни. Поэтому назвать Запад полностью «бездуховным», конечно, нельзя. В то же время на Западе сейчас происходят очень тревожные события, которые в совокупности составляют то, что я называю натиском «воинствующего секуляризма» на христианскую традицию. Термином «воинствующий секуляризм» я описываю тенденцию к постепенному вытеснению религии, точнее христианства, из общественной жизни, стремление лишить ее права на общественное самовыражение. Религия воспринимается как сугубо частное дело отдельных индивидуумов, которое не должно оказывать никакого влияния на их поведение в социуме. Создается, кроме того, некий стереотип, предполагающий, что люди должны воспитываться в безрелигиозном духе. И я считаю все это очень тревожными симптомами.

Если мы вспомним советское время, то тогда была ясная установка на недопустимость религиозного образования – на том основании, что люди должны якобы в зрелом возрасте делать свой собственный выбор. Но какой сознательный выбор может сделать человек, который с самого начала был лишен даже элементарных знаний о религии? Я думаю, что приход человека в Церковь в советское время всякий раз был чудом Божиим, потому что Бог приводил людей в Церковь вопреки той мощной атеистической закваске, которую они получали в школах и университетах.

Теперь же и на Западе во многих странах складывается такая образовательная система, которая, по сути, полностью исключает религию. И молодежь воспитывается на представлении о том, что целью жизни является материальное благополучие, успех в профессиональной деятельности; многие молодые люди вообще не понимают, зачем нужно ходить в церковь, зачем нужна религия, если можно прекрасно прожить и без нее. И когда наступает кризисная ситуация или депрессия, они идут не в церковь и не к священнику, а к психологу. Многие молодые люди на Западе живут в состоянии пустоты, пытаясь восполнить отсутствие смысла и содержания в жизни либо наркотиками, либо алкоголем, либо так называемой «свободной любовью», либо развлечениями. Число самоубийств среди молодых людей на Западе неуклонно возрастает, и причина этого не в материальных трудностях, а именно в отсутствии в их жизни той духовной составляющей, без которой жизнь кажется пустой и никчемной.

Вытесняя религию на периферию, загоняя ее в гетто, лишая молодежь доступа к религии, Запад в каком-то смысле подписывает себе смертный приговор. Человечество не может жить без религии, не может жить без духовных ценностей: если эти ценности исчезают, либо если они подменяются какими-то суррогатами, человечество начинает медленно, но уверенно двигаться к гибели.

— Владыка, насколько значим голос Церкви для общественности и для власти на Западе? Каковы перспективы диалога между властью и Церковью на западе?

— В большинстве западных стран существует такой стереотип, согласно которому политика должна быть полностью ограждена от влияния Церкви. В этих странах у Церкви нет никаких механизмов официального и гарантированного воздействия на политические структуры. Тем не менее, Церковь остается значимым фактором в социальной жизни и, несмотря на попытки многих политиков вывести ее за пределы общественной дискуссии, Церковь все-таки продолжает в ней участвовать, и к Церкви продолжают прислушиваться.

Модели церковно-государственных отношений в западных странах отличаются одна от другой. В Греции Православная Церковь имеет статус государственной, и священники получают зарплату от государства. В Англии глава государства является главой Церкви, и епископы заседают в Палате лордов. Во Франции, наоборот, в догмат возведен принцип светскости: там отделение Церкви от государства, политики и общественной жизни приобретает наиболее радикальные формы. Есть и такие страны, где, например, Церковь отделена от государства, однако сохраняет свою ведущую роль, и с ее мнением считаются, к ее голосу прислушиваются. Так дело обстоит, например, в Австрии, Испании, Португалии, Ирландии, где по-прежнему очень сильна Католическая Церковь.

Что касается Европейского Союза в целом, то, хотя среди европейских политиков преобладает либерально-демократическое умонастроение, в основе своей антицерковное, антиклерикальное и антихристианское, все-таки существует целый ряд политиков, понимающих важность диалога с Церковью. Не случайно в европейском Конституционном договоре, который уже принят на уровне Евросоюза, но должен быть ратифицирован всеми двадцатью пятью странами-членами Союза, есть специальная статья, которая говорит о необходимости открытого, транспарентного и регулярного диалога Евросоюза с Церквами и религиозными объединениями. Включение этой статьи в Конституционный договор свидетельствует о том, что в самом Евросоюзе есть понимание необходимости такого диалога.

— Владыка, как бы вы оценили состояние диалога и перспективы воссоединения епархий РПЦЗ с Московским Патриархатом?

— Мне кажется, что дело идет к воссоединению, хотя, может быть, процесс протекает более медленно, чем кому-то хотелось бы. Я оцениваю шансы воссоединения Зарубежной Церкви с Московским Патриархатом в 2006 году как весьма вероятные. Однако не исключаю и того, что Всезарубежный собор, который будет рассматривать этот вопрос, решит отложить его окончательное решение на более поздний срок, поскольку в Зарубежной Церкви по-прежнему немалое число противников такого воссоединения. Мне трудно судить о том, насколько их много и какой процент они составляют, но они есть. Я встречался с рядом иерархов и клириков Зарубежной Церкви, и мне кажется, что среди них преобладает понимание необходимости восстановления евхаристического общения с Матерью-Церковью и обретения канонического статуса. Но в то же время, те стереотипы, которые внушались в советское время, когда Московский Патриархат описывали как придаток КГБ, как организацию, созданную Сталиным для обслуживания интересов советского государства, эти стереотипы еще живы, и существует целый ряд священников и мирян, которые продолжают ими оперировать.

Думаю, что задача, которая сейчас стоит перед Зарубежной Церковью, заключается в том, чтобы по возможности минимизировать те потери, которые она неизбежно понесет при соединении с Московским Патриархатом. Именно этими, в основе своей мудрыми пастырскими соображениями, как я думаю, могут быть в будущем обусловлены задержки в продвижении этого проекта. Но мне хочется все-таки выразить надежду на то, что воссоединение произойдет, что произойдет оно в будущем году, и что те недоумения, которые еще существуют, за оставшееся время рассеются.

— А какие потери при этом может понести Зарубежная Церковь? И продолжает ли она критиковать Московский Патриархат за участие в экуменическом движении?

— Я думаю, что какие-то потери неизбежны. Ряд священников и мирян не примут воссоединения с Московским Патриархатом и уйдут либо в группу митрополита Виталия, либо к греческим старостильникам, либо создадут какой-нибудь новый раскол. Но важно, чтобы этих людей было как можно меньше. Я понимаю, что именно над этим сейчас работают иерархи Зарубежной Церкви, убеждая возможных противников воссоединения в том, что это воссоединение необходимо и своевременно.

Что же касается темы экуменизма, то, насколько можно судить, тот документ, который был принят на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года, «Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию», удовлетворил Зарубежную Церковь. Этот документ ясно показывает, что участие Православной Церкви в экуменическом движении не мотивировано поиском какого-то вероучительного компромисса, не приводит к размыванию догматического или нравственного учения Православия. Наоборот, это участие для нас является миссией, одной из форм свидетельства об истине православной веры перед лицом инославного мира. Мне кажется, что представители Зарубежной Церкви это поняли, и я надеюсь, что вопрос тем самым будет исчерпан.

— Владыка, а как в вашей епархии складываются взаимоотношения с приходами Зарубежной Церкви?

— В Венгрии нет ни одного прихода Зарубежной Церкви, а в Австрии остался один – в Зальцбурге. Никаких официальных отношений с этим приходом у нас нет. Раньше были приходы в Вене, в Линце и в ряде других городов Австрии, но все они прекратили свое существование из-за отсутствия прихожан. К примеру, в Линце был приход Зарубежной Церкви, который закрылся в 2004 году из-за того, что люди перестали туда ходить. В том же году у нас открылся в Линце приход, который постоянно растет: на богослужении в Великую субботу в этом году присутствовало пятьдесят человек. Когда встал вопрос о закрытии прихода Зарубежной Церкви, архиепископ Берлинский и Германский Марк весьма любезно предложил мне воспользоваться тем помещением, где этот приход совершал богослужение: это была комната на чердаке реформатского церковного дома. Я осмотрел помещение, встретился с реформатской пасторшей, от которой зависел вопрос сдачи этой комнаты в аренду, справился о цене и от предложения отказался. Но тот факт, что Владыка Марк такое предложение сделал, все-таки свидетельствует об определенном уровне доверия, который был бы, наверное, немыслим еще несколько лет назад.

— А какие у вас отношения с инославными общинами?

— И в Австрии, и в Венгрии у нас сложились очень хорошие, братские (или сестринские, если хотите) отношения с Римско-Католической Церковью. На Рождество 2004 года на богослужении в венском Свято-Николаевском соборе присутствовал архиепископ Венский кардинал Шонборн, а на Рождество 2005 года архиепископ Зальцбургский Алоиз Котгассер: это ведущие католические иерархи Австрии. Католическая Церковь оказывает нам достаточно большую помощь в становлении нашей собственной епархии. Так, например, наши приходы в Граце и Линце совершают богослужения в католических храмах, которые нам любезно и безвозмездно или же за небольшую плату предоставляются местными католическими епископами. Двое наших священников сейчас живут в католических духовных семинариях. Когда я приветствовал кардинала Шёнборна в нашем храме, я выразил мнение, что та модель православно-католических отношений, которая существует в Австрии, могла бы послужить примером для многих других стран, где отношения являются более напряженными.

— А как складываются отношения с епархиями и приходами других Поместных Православных Церквей?

— В Австрии серьезных межправославных проблем нет: мы сотрудничаем и с Константинопольским Патрирахатом, и с Сербской Церковью (в Австрии большинство православных – именно сербы), и с Болгарской, и с другими Православными Церквами, которые там присутствуют. Сейчас активно развивается грузинская православная община в Вене. Раньше все грузины были частью нашего прихода, но сейчас у них появился свой священник, и они создают отдельный приход. Пока этот приход совершает богослужения в нашем храме, чему я очень рад. Но со временем они найдут для себя свое собственное помещение. Много и других добрых примеров межправославного сотрудничества в Австрии.

Что же касается межправославных отношений в Венгрии, то там существует серьезная проблема, причиной которой – притязания Константинополя на Свято-Успенский кафедральный собор в Будапеште. Для того чтобы отобрать у нас этот собор, Константинополь подал в суд: мы выиграли две инстанции, и сейчас дело находится на рассмотрении в Верховном суде. Константинополь основывает свои притязания на том, что храм был построен в конце XVIII века греческой общиной и что в 1950 году он перешел в юрисдикцию Московского Патриархата якобы под давлением светских властей. Наша же позиция основана на том, что, хотя в строительстве храма и участвовали греки, в нем принимали участие и представители и других национальностей. А самое главное, что этот храм никогда не входил в юрисдикцию Константинополя, потому что на территории Австро-Венгерской империи Константинопольский Патриархат как союзник турецкого султана не обладал правом приобретения собственности и создания церковной юрисдикции. Свято-Успенский собор, хотя богослужения в нем и совершались по-гречески, с самого начала входил в юрисдикцию местного сербского епископа. К ХХ веку прихожане все до одного настолько «овенгерились», что уже не понимали греческого языка, из-за чего число прихожан неустанно падало.

В 20-30-е годы приход искал такую каноническую юрисдикцию, которая дала бы ему возможность совершать богослужения на венгерском языке. Обращались, в том числе, и в Константинополь, но Константинополь такого разрешения не дал. В послевоенное время приход обратился в Московский Патриархат и после нескольких лет ожидания был принят Патриархом Алексием I и Священным Синодом. Было разрешено совершение богослужений на венгерском языке, и был сохранен новый стиль, по которому совершались богослужения с начала 20-х годов. Поэтому в Свято-Успенском соборе до сих пор богослужения совершаются по новому стилю.

Кроме того, если появится прецедент насильственного изменения канонической юрисдикции храма на том основании, что он строился той или иной национальной группой, тогда надо будет ставить вопрос о целом ряде русских храмов в Европе, которые строились русскими людьми на царские деньги и которые сейчас находятся в юрисдикции Константинопольского Патриархата. Это и Александро-Невский собор в Париже, и храм в Ницце, и храм во Флоренции, и храм в Сан-Ремо, и еще целый ряд русских храмов, которые принадлежат Константинополю, а не Москве. Если прецедент будет создан, мы должны будем пересматривать всю нашу церковную историю и возбуждать целый ряд судебных исков для того, чтобы возвратить себе ту церковную собственность, которая по праву принадлежит Русской Церкви. Я считаю такой путь абсолютно бесперспективным и наносящим ущерб православному свидетельству в инославном мире. Поэтому я выступаю за то, чтобы вопросы такого рода решались не в светских судах, а в переговорах между двумя Церквами.

— Каковы, на Ваш взгляд, пути укрепления православного единства сегодня?

— Я думаю, что очень серьезный ущерб этому единству наносит борьба различных Православных Церквей за ту или иную церковную территорию. Существует целый ряд территорий, на которые претендует не только одна Церковь. И, как правило, причиной конфликтов является вторжение одной Поместной Церкви на территорию другой Поместной Церкви. Такое имело место в начале 90-х годов в Молдавии, куда незаконно вторглась Румынская Церковь, основав там «Бессарабскую митрополию». Такое имело место в 1996 году в Эстонии, куда, опять же, незаконно вторгся Константинопольский Патриархат, основав там параллельную юрисдикцию. Думаю, что если подобного рода истории будут повторяться, они будут наносить существенный ущерб межправославному единству и могут даже привести к расколу мирового православия. То, что произошло в 1996 году, когда Московский Патриархат был вынужден на несколько месяцев прекратить общение с Константинопольским Патриархатом, было в этом отношении очень тревожным сигналом. Думаю, все православные Церкви должны приложить усилия для того, чтобы не вторгаться на территорию других Церквей, но чтобы соблюдать принцип канонической территории. Этот принцип был заложен еще апостолами, он соблюдался в течение всей истории Православия, и его соблюдение совершенно необходимо в наше время.

Что касается межправославного единства в целом, то мне представляется, что существует ряд вопросов, которые ни одна Церковь не может решить самостоятельно, и которые могли бы быть решены Всеправославным собором. Идея этого собора витает в воздухе на протяжении уже около полувека, но пока она не привела к каким-либо конкретным результатам. Более того, процесс подготовки к Собору, который начался в 60-е годы, сейчас практически заморожен.

— Владыка, Вы долгое время служили в Литве и только что посетили эту страну – впервые после долгого перерыва. Как Вы можете оценить взаимоотношения православных с католиками в Литве, а также факт возвращения государством Литовской Православной Церкви того имущества, которое ей принадлежало до советского времени.

— В те времена, когда я служил в Литве, у нас был очень хороший уровень отношений с Католической Церковью. Покойный архиепископ Викторин на Рождество и на Пасху приходил в католический костел, а один из католических епископов всегда присутствовал на рождественском и на пасхальном богослужении в Виленском Свято-Духовом монастыре. Когда я служил в Каунасе настоятелем собора, у нас был тесный контакт с местной католической семинарией: ко мне приходили студенты перед рукоположением для беседы, а я, по их приглашению, присутствовал на их рукоположении. Я встречался с тогдашним архиепископом Каунасским кардиналам Сладкявичусом, с тогдашним ректором семинарии, отцом Тамкявичусом, ныне архиепископом Каунасским. Отношения у нас были самые теплые и самые дружественные. Мне трудно судить, как эти отношения складываются сейчас, потому что, хотя я и посетил Литву только что, но в основном интересовался внутренней жизнью Литовской епархии, а не ее внешними связями. Полагаю, что в течение прошедшего периода эти отношения могли только улучшиться.

Что же касается возвращения государством церковной собственности не только Католической, но и Православной Церкви, то это является ключевым моментом в вопросе о будущем Православия в Литве. Проблема очень многих Православных Церквей заключается в том, что они лишены стабильных источников финансирования. Если говорить, например, о Православной Церкви в России, то она до сих пор живет исключительно на пожертвования верующих или спонсоров: у нее нет ни собственности, которую она могла бы сдавать в аренду, получая при этом доход, ни возможности получать церковный налог от тех людей, которые пожелали бы его платить. Эта нестабильная материальная ситуация ставит вопрос о том, как будет осуществляться финансирование Церкви в дальнейшем. В Литве же этот вопрос фактически решен. Литовская Православная Церковь обладает недвижимостью, которая была ей возвращена и которая сдается в аренду: благодаря вырученным средствам оплачиваются реставрационные работы во многих храмах, священники получают зарплату, получают командировочные.

Думаю, что в этом большая заслуга митрополита Хризостома, которого все последующие поколения православных христиан в Литве будут вспоминать с уважением и благодарностью за то, что он сумел создать для епархии прочную материальную базу. Эта материальная база обеспечит существование Литовской Православной Церкви вне зависимости от политических событий, вне зависимости от уровня эмиграции русских православных людей из Литвы и других подобного рода факторов.

— Как Вы оцениваете инициативы Православной Церкви в Литве по переводу богослужения на литовский язык?

— Я думаю, что эта инициатива, одобренная владыкой Хризостомом, чрезвычайно важна и своевременна. Может быть, мне не следовало бы высказывать какие-либо суждения о той епархии, которую я посетил лишь как гость, но я исхожу из тех процессов, которые происходят у меня в епархиях – в Австрии и Венгрии. Большинство наших верующих сегодня – это русскоязычные люди. Но уже их дети и внуки говорят на немецком или на венгерском: по-русски они говорят с акцентом, неуверенно, или вовсе не говорят. Поэтому для нас стоит вопрос: или мы этих людей потеряем, если будем служить только на церковнославянском языке, а проповедовать только на русском, или мы сумеем их сохранить для Православной Церкви, если Православие перестанет быть только этническим и культурным феноменом, если мы будем служить и проповедовать на местных языках.

В Венгрии у нас венгерский язык очень широко используется в богослужении, а в Австрии мы постепенно увеличиваем процент немецкого языка в богослужении по мере увеличения числа молодых прихожан, которые уже не знают или плохо знают русский язык. Я предполагаю, что подобного же рода процессы рано или поздно начнутся в Литве, поэтому весьма отрадно то, что епархия уже сейчас на них реагирует, что уже сейчас переводится богослужение на литовский язык.

Хотел бы подчеркнуть, что делается это не для того, чтобы обращать в Православие католиков, – литовцев, австрийцев или венгров, – а для того, чтобы сохранить в Православии тех людей, чьи родители, бабушки или дедушки были, например, русскими или белорусами, но чье настоящее и будущее уже никак ни с Россией, ни с Белоруссией. Эти дети и молодые люди получили православную веру в наследство, но воспринять они ее смогут только на своем родном языке, будь то литовский, венгерский или немецкий.

— В Беларуси также актуален вопрос православно-католических взаимоотношений. Во многом эти взаимоотношения определяются тем, как развивается православно-католический диалог на межцерковном уровне. Какую характеристику вы дадите православно-католическим отношениям на современном этапе и как по вашему мнению могут измениться эти отношения в связи с избранием Папой кардинала Ратцингера?

— В последние недели я несколько раз высказывал свою точку зрения по этому вопросу в интервью западным, в том числе католическим, средствам массовой информации. Я считаю, что с избранием папы Бенедикта XVI может быть открыта новая страница в истории православно-католических отношений. Иоанн Павел II был выдающейся личностью, человеком, оказавшим влияние на весь христианский мир, но его понтификат, как известно, совпал с такими геополитическими изменениями, которые привели к серьезному ухудшению православно-католических отношений. Была ли в этом его личная вина или нет — об этом я судить не берусь. Но в сознании многих православных людей именно его понтификат связан с этим ухудшением отношений. Сейчас, с избранием нового Папы, открывается возможность нового старта, и я думаю, было бы очень важно, чтобы православные и католики не упустили эту возможность.

Мне кажется, что идти следует параллельно двумя путями. С одной стороны, мы должны вернуться к обсуждению тех проблем, которые нас разделяют, и в рамках православно-католического диалога, а также в рамках двустороннего диалога между Русской Православной Церковью и Римско-Католической Церковью эти проблемы решать. Речь идет, прежде всего, о проблеме унии, а также о папском примате и о ряде других экклезиологических вопросов, разделяющих наши Церкви. С другой же стороны, не дожидаясь решения этих вопросов (потому что, как известно, полемика по ним ведется уже много столетий, и у нас нет гарантии, что мы придем к быстрым и эффективным решениям), мы должны создать некий механизм совместного свидетельства о традиционном христианстве перед лицом расцерковленного мира. Такой механизм особенно необходим в Европе, где, как я уже говорил, христианство подвергается массированному натиску воинствующего секуляризма. В связи с этим мне кажется своевременным создать в Европе правобатывали бы совместную позицию по основным вопросам современности и представляли эту позицию секулярному миру.

Подчеркну, что речь не идет о каком-то догматическом или вероучительном единстве, а именно о стратегическом альянсе для совместных действий перед лицом общего противника. Предлагаемый мерю альянс занимался бы прежде всего социальной и нравственной тематикой. У Католической Церкви есть социальная концепция, которая выражена, в частности в «Компендиуме социальной доктрины Церкви», опубликованном в 2004 году. У Православной Церкви есть своя социальная позиция, отраженная, в частности, в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», опубликованных в 2000 году. Между этими концепциями существует разительное сходство в оценке практически всех современных проблем. И мне кажется, что если мы объединим свои усилия для того, чтобы высказывать единое мнение по этим проблемам, то наше свидетельство будет гораздо более убедительным для секулярного мира, чем теперь, когда православные и католики действуют врозь.

— Владыка, вы являетесь представителем Русской Православной Церкви в структурах Евросоюза. В чем заключается миссия возглавляемого вами представительства?

— Наше церковное представительство в Брюсселе было создано чуть меньше трех лет назад, и его основной целью является участие в диалоге с различными политическими структурами по вопросу о будущем Европы. Поскольку Московский Патриархат является не только Церковью России, но имеет целый ряд епархий и приходов на территории Европейского Союза, для нас далеко не безразлично, какой станет та идеологическая платформа, на которой будет создаваться объединенная Европа, какое место в объединенной Европе будет отведено религии, в частности, христианству и Православию. Мы считаем, что Православные Церкви должны активно участвовать в диалоге по этим вопросам на том этапе, когда идеология Евросоюза еще только складывается. Потому что когда она уже сложится и будет закреплена в законодательных документах, таких как Европейская конституция, тогда участие в дискуссии окажется уже запоздалым и неуместным. В этой связи я положительно оцениваю тот факт, что в Европейскую конституцию, во многом благодаря согласованным действиям целого ряда христианских Церквей, имеющих представительство в Брюсселе, был включен раздел о необходимости диалога Евросоюза с Церквами и религиозными объединениями.

Еще одной задачей нашего церковного представительства в Брюсселе является освещение позиции Русской Православной Церкви по основным современным вопросам. Для этой цели мы ведем регулярный диалог с западной прессой и выпускаем свой собственный электронный бюллетень «Europaica», выходящий на трех языках – английском, французском и немецком. Бюллетень выходит примерно два раза в месяц и бесплатно рассылается по электронной почте подписчикам, число которых превысило 5000. Среди подписчиков бюллетеня – члены Европарламента, целый ряд европейских политиков, ведущие представители всех христианских конфессий Европы, Америки и других регионов мира, представители традиционных религий, – иудаизма, ислама, буддизма, – а также множество частных лиц и церковных организаций.

Наконец, наше представительство ведет собственно представительскую деятельность, т.е. мы принимаем у себя политиков, государственных деятелей, проводим конференции. Гостем нашего представительства в 2003 году были королева Бельгии Паола, министр иностранных дел России (ныне секретарь Совета безопасности) Игорь Иванов, глава Евангелическо-Лютеранской церкви Финляндии и член кабинета министров Финляндии архиепископ Юкка Паарма. В 2004-2005 годах мы провели цикл однодневных ежемесячных конференций на тему «Место христианства в современной Европе»: среди докладчиков конференций были архиепископ Христофор из Чехии, архиепископ Иеремия из Польши, представитель Элладской Церкви при ЕС епископ Афанасий, профессор Николай Лосский, известные католические богословы аббат Мишель Ван Парэйс и аббат Андре Луф. Мы ведем постоянный диалог с политическими и церковными деятелями для того, чтобы озвучивать позицию нашей Церкви и обмениваться мнениями по современным вопросам, а также для выработки общей позиции, которую мы могли бы представлять перед лицом объединенной Европы.

— Владыка, сердечно благодарим вас за интервью и желаем помощи Божией в ваших архипастырских трудах. Ис полла эти деспота!

  С Епископом Иларионом
беседовали сотрудники
редакции журнала
«Ступени»

Дорогие читатели! В журнале «Ступени» были опубликованы проповеди Владыки Илариона: «Ночь прошла, а день приблизился» (на Прощеное Воскресенье) — «Ступени» № 1 (6) 2002, с. 32; «Бог приблизился к нам» (в Неделю перед Богоявлением) — «Ступени» № 4 (16) 2004, с. 38.