После революции 1917 г. в Витебске была закрыта Духовная Семинария, долгие годы являвшаяся питомником, где духовно возрастали пастыри Церкви Христовой и высокообразованные богословы. От этой Духовной Школы сегодня сохранились только воспоминания, дошедшие до нас от одного из ее выпускников—протопресвитера Георгия Шавельского.

В августе 1885 года я не без волнения вступил в священные стены Витебской Духовной Семинарии имен святых Кирилла и Мефодия как ее ученик. За годы моей учебы сменилось 4 ректора.

Первый—архимандрит Паисий (Виноградов), очень любил церковное пение, и те из учеников, кто хорошо пел, могли не учиться и не беспокоится о том, что их могут оставить на второй год. Отец ректор никогда не давал их в обиду. Второй—протоиерей Иаков Андреевич Навицкий, (1886-1888 гг.), не проявлял как ректор больших организаторских способностей. Третий—протоиерей Иоанн Христофорович Печета (1888-1890 гг.), все же был очень добрый, заботливый человек, разумный администратор, во многих отношениях улучшивший быт школы. Но ученики почему-то не взлюбили отца Иоанна: как им казалось, он очень неприступный и очень строгий. При нем в семинарии был бунт, но он всем бунтовщикам выхлопотал прощение. Четвертый—архимандрит Геннадий (Оконешников). Его преподавание Священного Писания Нового Завета для шестого курса было смехотворным. Никаких объяснений он не давал, а лишь требовал перевода священного текста с греческого языка на русский. Ученики запасались Священным Писанием на двух языках.

По окончании мной Семинарии отец Геннадий настаивал на моем поступлении в академию. Спустя несколько лет после моего окончания Семинарии при встрече он спросил: «Учусь ли я в Академии?», на что я ответил, что служу псаломщиком в деревне. Отец Геннадий спросил: «Что дальше делать будете?». «Женюсь и стану священником»,—ответил я. «Женитесь, женитесь! Помрет жена, тогда поедете в Академию». И тут отец Геннадий оказался пророком. Сказанное им сбылось.

Воспитательной работы почти никакой не проводилось. Инспектор, которого все звали «папашкой» из-за его тучной фигуры, каждое утро приходил в класс и ругал учеников за двойки. Иногда это доходило до самых комических ситуаций. Из-за этого нередко не возвышался, а ронялся авторитет инспектора. Его не любили и не ненавидели; к его обличениям и прещениям относились спокойно, не смущаясь и не огорчаясь ими.

К чести Петра Людвиговича Дружиловского (инспектора) надо отнести то, что у него не было никаких наушников и шпионов из учеников. А этим недугом страдали тогда многие, особенно молодые семинарские инспектора и ректора. Но, конечно, как инспектор он не отвечал назначению. После того, как он ушел в отставку, на его место стал уже пожилой Василий Ананьевич Димидовский… Всегда спокойный, ласковый и приветливый, неизменно добрый он заслуживал названия «папаши», каким скоро ученики его окрестили. Он часто разговаривал с нами и скоро все мы его полюбили… Преподавал Василий Ананьевич Священное Писание Нового Завета на пятом курсе—красочно, увлекаясь известным сочинением Фаррара «Жизнь Иисуса Христа», одушевленно. Мы увлекались его преподаванием…

В общем, наш преподавательский персонал был отличным. Духовные академии того времени выпускали серьезно подготовленных, всесторонне образованных, разумных богословов. Получивши назначение на какой-либо предмет, педагог обыкновенно преподавал его до глубокой старости. Случаи перехода на другой предмет были очень редки. Неудивительно поэтому, что в наших семинариях вырабатывались очень дельные, искушенные в своих предметах преподаватели. К этому надо прибавить и то, что искавшие земных благ кандидаты духовных академий устраивались на других работах, не исключая ведомства государственного коннозаводства; семинарская же служба оплачивалась скудно, и сюда шли, по большей части, жрецы науки, самоотверженные работники на ниве Христовой.

Среди преподавателей были такие замечательные педогоги, как Федор Иванович Покровский (Священное Писание Ветхого Завета), Николай Макарович Миловзоров (основное, догматическое и нравственное богословие), Александр Георгиевич Любимов (общая и русская история), которые своей жизнью подтверждали высокий пост преподавателя. Их всех очень любили.

Своим учителям по русскому языку Г. Г. Левитскому и И. П. Виноградому я до сих пор остаюсь благодарным за данные ими мне советы. Первый, в бытность мою учеником третьего класса духовного училища, разбирая мое сочинение, сказал мне: «Не мудрствуйте Вы лукаво! Пишите сочиненияетак, как будто Вы пишите не сочинение, а письмо своему брату, другу, знакомому, которому Вы должны разъяснить поставленный в теме вопрос. Тогда у Вас будет выходить живо, задушевно, интересно». В Семинарии И. П. Виноградов при оценке моего сочинения заметил: «Сочинение неплохое. Но суховато Вы пишите. И стиль у Вас хромает. Читайте-ка побольше Тургенева—он Вас научит, как надо писать». Оба совета очень пригодились мне…

Остается сказать несколько слов о двух лицах, принадлежавших к семинарской корпорации: о семинарском духовнике и об учителе семинарской образцовой школы.

И по здравому смыслу, и по замыслу Законодателя семинарский духовник должен был быть не только совершителем треб и богослужений в семинарской церкви, но и духовным отцом для учащего в Семинарии юношества, его духовным руководителем и идейным вдохновителем на предстоящее этому юношеству пастырское служение. Не без значения было то, что, кроме ректора и инспектора с его двумя помощниками, только духовнику предоставлялась квартира в семинарском здании. Не означало ли это, что духовник должен был быть ближе к своим духовным детям, жить одною с ними жизнью, постоянно влиять на них? Ввиду столь высоких и ответственных обязанностей, лежавших на духовнике, на эту дожность должны были избираться самые лучшие священники: пламенные духом, чистые сердцем, благоговейные и искусные совершители богослужения, тонко понимающие пастырское дело, умеющие влиять на души пасомых.

В пору моего учения в Семинарии нашим духовником был Иван Никифорович Бобровский, ранее служивший в селе и ставший семинарским духовником благодаря своему близкому родству с влиятельным витебским протоиереем. Лет к 45 от роду. Весьма благообразный и всегда чистенький, по Апостолу: «Не пьяница, не бийца, не сварлив, не корыстолюбив, но тих, миролюбив, не сребролюбив… одной жены муж, трезв, благочинный» (1 Тим. 3, 2-?3), по взглядам того времени он мог считаться очень хорошим священником. Но у него не было ни инициативы, ни энергии. Он был вял, неподвижен, бездушен и безличен. Самый голос его обнаруживал его характер: голос у него был тоненький, как у воробья, и такой же бездушный. Служил наш духовник без вдохновенья, вяло, монотонно, не умел придать богослужению ни величия, ни торжественности…

Учителем образцовой при семинарии школы был Петр Федорович Никитин. В этой школе должны были практиковаться ведению уроков изучающие педагогику ученики пятых-шестых классов. Руководителем этой школы считался преподаватель педагогики—«Наш генерал»,—изредка показывавшийся в школе. Законоучительствовал в школе наш духовник.

Маленького роста и худенький, пожилой сорокапятилетний холостяк, всегда живой и подвижный, приветливый и жизнерадостный Петр Федорович Никитин был приятным человеком, отличным учителем…

Из 240-250 учащихся нашей семинарии, сорок человек жили на частных квартирах, остальные —в семинарских зданиях. Для такого числа эти здания были достаточны и удобны.

Принимая во внимание незначительную плату за содержание (за стол, мытье белья и баню) ученика Семинарии, надо признать, питание в нашей Семинарии было удовлетворительным…

Богослужебное дело является одной из самых важных сторон в жизни и деятельности священников. Благоговейно, разумно и художественно совершаемое богослужение может не только удовлетворить религиозному чувству, но и учить, наставлять и вразумлять присутствующих в храме. Небрежное, бестолковое и антихудожественное совершение богослужений оскорбляет религиозное чувство, удручающе действует на молящихся… Наша Семинария не блистала своими очень длинными богослужениями…

Теперь сделаем хотя бы в общих чертах оценку воспитательного дела нашей семинарии.

Как и во всех семинариях, в нашей учебная программа была серьезная. Это можно заключить из перечня преподававшихся в Семинарии предметов, в большинстве богословско-филосовского характера, развивавших мыслительные способности. Но в том перечне чувстовались и пробелы, как отсутствие круга естественных наук, знание которых и для проповедей и для борьбы с суевериями были очень полезны священнику—Христос же в своих беседах пользовался примерами, взятыми из жизни природы. Не доставало в семинарской программе и хотя бы самого элементарного преподавания медицины, в которой тогда так нуждалась почти совсем лишенная медицинской помощи русская деревня. Чтобы ввести преподавание этих предметов, можно было сократить некоторые другие предметы и, прежде всего, число уроков по древним языкам, и, наконец, к четырем ежедневным урокам прибавить пятый.

Из сказанного выше о семинарских учителях видно, что огромным их числом преподавание велось серьезно, некоторыми блестяще. Большую роль в нашем развитии играли сочинения. Насколько помниться, первый и второй классы писали по 12 сочинений в год, третий и четвертый—по девять, пятый и шестой—по шесть. Темы для сочинений давались по всем предметам, кроме математики, физики, языков и пения. Чтобы написать сочинение, ученик должен был не только обдумать тему, но и изучить, иногда очень обширную, литературу и умело распорядиться ею. Написанные сочинения внимательно рассматривались учителями, после чего авторам указывались недостатки их произведений, давались советы и т.п. Срок составления сочинения был разный: для первых и вторых классов, помниться, 15 дней, для пятых и шестых—месяц.

Вообще, надо сказать, что наши духовные семинарии и академии давали солидное развитие своим питомцам. В 1907 году бывший степной генерал-губернатор, а тогда член Государственного совета, генерал от кавалерии Николай Николаевич Сухотин говорил мне, что самыми лучшими, дельными и исполнительными в его генерал-губернаторстве были питомцы духовных семинарий и академий.

Несравненно хуже обстояло дело с нашим воспитанием. На духовные семинарии возлагалась великая и сложная задача: своих питомцев они должны были воспитывать так, чтобы из них выходили не только добрые люди, но и добрые пастыри. Такая цель могла быть более или менее достигнута только совместными, согласованными и дружными усилиями не одних лиц инспекторского надзора, а всей семинарской корпорации. Тут требовалась такая строгая и продуманная система, чтобы каждый преподаватель вносил свою лепту в семинарское воспитательное дело; чтобы, например, преподаватели Священного Писания с особенным вниманием останавливались на местах Слова Божия, касающихся пастырского служения; чтобы историки и словесники подчеркивали типы добрых пастырей, как они проявлялись в истории или изображались в литературе и т. д. Даже математик должен был воспитывать, внушая ученикам необходимость точности и последовательности во всякой, и особенно в пастырской, жизни. В особенности нашим воспитанием должен был заниматься преподаватель пастырского богословия, литургики и гомилетики—недаром же эти предметы назывались пастырскими.

Наши же преподаватели как будто не ставили себе воспитательной цели. Каждый из них ограничивался рамками своей дисциплины, заботясь о сообщении нам учебного материала, а не о моральном воздействии на нас. Это не значит, что они совсем не воспитывали нас. Ф. И. Покровский, Н. М. Миловзоров, отец А. Н. Миловзоров увлекали нас возвышенностью своих жизней, а первые два и своими знаниями; все прочие преподаватели являлись для нас примерами трудолюбия, честного отношения к своим обязанностям, интеллигентности, благородства и справедливости. Но они сделали бы гораздо больше, если бы влияли на нас не только своими личностями, но и словом своим.

Формально воспитательное дело в Семинарии лежало на инспекторе и его помощниках, а в пору инспекторства П. Л. Дружиловского—фактически на его двух помощниках. Оба они не особенно заботились о развитии в опекаемых ими добрых навыков, правил приличия, пастырских идеалов, а, между тем, мы нуждались не только в том, чтобы зажгли в наших душах пастырский огонь, но и в том, чтобы научили нас, как надо сидеть за столом, держать нож и вилку, как надо вести себя в обществе и т.д.

  Материал подготовил 
иерей Владимир Асадчий 

Архивный фотоматериал предоставлен 
преподавателем МинДС Г. Э. Щегловым