О юморе уместном и не очень
Настоящий юмор и красное словцо ценилось всегда и всеми: Святыми Отцами, деятелями культуры и искусства и т.д. В последнее время к юмору методично подмешивается пошлость, которая к тому же вещается по TV. Нас приучают принимать все это как должное, шутить по любому поводу и над любой темой. Морали же в этих баснях не видно.
Нередко для того, чтобы донести до людей некую истину или просто утешить их в скорби, поднять настроение, принято использовать юмор. Именно он, примененный в свое время и в нужном месте, способен благотворно воздействовать на человеческую душу, когда все прочие средства оказываются бесполезными или исчерпавшими себя. Юмор способен вызывать у человека положительные эмоции, которые проявляются в виде здорового смеха или просто улыбки. Но здесь возникает вопрос: а как же мы, считающие себя христианами, должны сопоставлять смех со словами Христа: «Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь» (Лк. 6:21). Ведь далее Спаситель произносит слова, которые заставляют ужаснуться: «Горе вам, смеющиеся ныне! Ибо восплачете и возрыдаете» (Лк. 6:25). В этих словах мы видим соединение ветхозаветной истории о праведном Иове и притчи о богаче и Лазаре (Лк.16:25) с Заповедью блаженств, между которыми стоим мы — люди, пытающиеся жить по Божьему Закону. Но ведь в действительности, если истолковывать вышеприведенные слова буквально, то получается, что христианин — это человек, плачущий от момента своего рождения и до последней минуты жизни. Ведь даже появление младенца на свет начинается именно с плача. Этот рефлекс, порою вызванный у новорожденного насильно, помогает ему вдохнуть в легкие воздух, таким образом запустив дыхательный механизм.
В вопросе юмора на помощь нам приходят Святые Отцы, у которых мы нередко видим чувство юмора. Его они умело использовали в своей пастырской деятельности. И именно в святоотеческом наследии, как мне кажется, стоит искать ответ на вопрос о возможности и допустимости для христианина смеяться и шутить. Здесь, оказывается, нужна всего лишь здоровая рассудительность, ведь без нее мы так и проплачем всю свою жизнь, неправильно истолковав слова Священного Писания. В отличие от «разрушительного смеха» сатиры и «смеха превосходства» (в том числе, иронии) в юморе, под маской смешного таится серьезное отношение к предмету смеха, даже оправдание «чудака», что обеспечивает юмору более целостное отражение сути явления. Классические образцы юмора мы можем найти у таких величайших писателей как Сервантес, Ч. Диккенс, Н.В. Гоголь, А.П. Чехов.
Для начала приведу пример популярного сегодня юмора, который нам предлагают СМИ в лице опетросянившихся, жванецких, шифриных и прочих сатириков современности. Под их дудку сегодня тысячи людей хохочут часами перед телевизором или в местах выступлений всевозможных «звезд» юмора. Во время одного из просмотров такой «клоунады» я задал себе вопрос: или я настолько глуп, что уже не способен воспринимать иронию современных шутов, или же их ирония глупа настолько, что ее не могут воспринимать люди, обладающие хотя бы малой долей критического отношения к поступающей информации? Этот юмор имеет одно яркое отличие: в нем нет ни одного намека на нравственность, но зато он содержит огромную долю пошлости и служит раскрытию низменных человеческих побуждений. Это шутовство не способно утешить человека и послужить к его назиданию. Естественно, человек, подчиняющийся влиянию такого юмора, перестает быть восприимчивым к нуждам, радостям и скорбям других. Такие люди начинают жить ради своего собственного удовольствия. Об этом выразительно сказал в свое время великий русский философ И.А. Ильин: «Если человек верит только в чувственные наслаждения, принимая их за главнейшее в жизни, их любя, им служа и предаваясь, то он сам превращается постепенно в чувственное существо, в искателя земных удовольствий, в наслаждающееся животное; и это будет выражаться в его лице и в его походке, смотреть из его глаз и управлять его поступками». Смотря выступления сатириков современности невозможно не согласиться с этими словами.
Желание посмеяться над кем-либо может быть греховно и не безобидно, если оно унижает человека, на которого направлен наш юмор. Но сам юмор, ирония и благородный смех по позволительному поводу не греховны. Не чужды они даже Святым Отцам. Об этом свидетельствует жизнеописание нашего современника — старца Паисия Святогорца. Часто, желая утешить скорбящих, старец рассказывал веселые, забавные истории, которые вызывали у слушателей живой, искренний смех. Веселость была отличительной чертой его характера. Нередко за простыми шутками скрывался глубокий духовный смысл. Старец играл словами, давал им свое собственное «этимологическое объяснение», создавал самые невероятные неологизмы. Однако делал это очень тонко — так, чтобы никого не обидеть и не осудить. Однажды к старцу Паисию направились два юноши. Шли они к нему просто из любопытства. Чтобы не терять время даром, общаясь с любопытствующими, старец положил в сумочку Псалтирь, закрыл келью и ушел в лес. В калитку он воткнул записку: «Зоопарк закрыт. Обезьяны нет дома». Под «обезьяной» старец подразумевал себя, поскольку для некоторых он был объектом любопытства. Посетителей настолько растрогала эта записка, что они впредь посещали старца только в крайней необходимости для получения духовной пользы. Этот пример является для нас образцом того, как может христианин исправить жизнь ближнего с помощью простой, доброй и совершенно безобидной шутки.
В земной юдоли плача и скорбей смех (а значит, и вызывающие его причины) неуместны, но не греховны. Грех — в неуместности, а не в самом природном смехе (исключая сознательные насмешки и издевательские шутки). Неуместен смех на похоронах человека, как и насмешки и издевательства над людьми, которые болеют алкоголизмом и нуждаются не в издевательствах, а в реальной помощи. В связи с этим мне на память часто приходит сюжет из фильма А. Тарковского «Андрей Рублев». Монахи укрываются от проливного дождя в хибаре близ дороги, куда стекается весь проходящий мимо люд — от новорожденного до старика, который уже «дышит на ладан». И вот здесь, словно одержимый нечистой силой, скачет с бубном в руках шут. Он искусно веселит народ, припевая частушки, в которых звучит насмешка над всё тем же людом: Русью, князьями и, конечно же, над поневоле оказавшимися там монахами, к которым у шута заметно особо ненавистное отношение. Вот только за что? Народ судорожно хохочет. Но, вот, шут замолкает и выходит из хибары под дождь, а люди невольно возвращаются все к тем же думам, которые свойственны разве что только загнанному русскому человеку, живущему под постоянным кнутом и гнетом, от тяжести которых не спасает даже шут. И только в храмах, которые идут расписывать монахи во главе с Андреем Рублевым, простой русский человек, как это видно из истории, мог найти укрытие и утешение, находясь лицом к лицу с Праведным Судией.
Священник Александр Ельчанинов в своих дневниковых записях замечает, что театральность — это «привычка жить, и притом напряженно и остро, иллюзорной жизнью, часто много острее своей настоящей будничной жизни; создание в себе «паразитических» личностей; тщеславие. Поэтому театр так и опасен слабым людям — он их перемалывает без остатка. Впрочем, всякая человеческая деятельность имеет эти (или другие) яды, и только сильные личности не побеждаются ими, а остаются самими собой». В таком случае, если на каждом шагу повседневной жизни человека подстерегают ловушки, грозящие увлечь в некий иллюзорный мир, может не стоит стремиться попасть в них?
Как сказал Иван Ильин, душа истинного художника (в самом разностороннем смысле этого слова), со временем преобразуется в некую гармонию, становится поющей, утонченно созерцательной; и само лицо такого человека со временем может стать настоящим ликом. «Так горящее сердце патриота укореняется в духе, силе и славе его родины. А тот, кто занимается черной магией и медитирует о сатане, незаметно становится сам, и по лицу и по голосу, дьяволообразным.» Каждый из нас представляет собою совокупность того, чем мы живем и дышим, что осуществляем в своей жизни, что любим и во что верим. Не поэтому ли Господь сказал: «По плодам их узнаете их» (Мф. 7:16)?
Сергей Шейко, студент 3-го курса МинДС