Однажды, рассуждая о значении юмора, я задал себе вопрос: а Христос смеялся? Ведь зачастую у людей церковных отношение к смеху отрицательное. И получается, что чувство юмора — это плохой «талант», данный Богом? Интервью с диаконом Андреем Кураевым помогло мне разрешить эти, на первый взгляд, неразрешимые противоречия.

—Отец Андрей, какое место чувство юмора, по-вашему, занимает в духовной жизни человека?

—Мне кажется, что это некий балансир — чтобы не относиться к самому себе слишком серьезно. Чтобы не раствориться в своем сане, статусе церковном, в катехизисах, которые читаешь. Мы сегодня — это Церковь неофитов. Именно к нам относится строчка Андрея Вознесенского: «расформированное поколение: мы в одиночку к истине бредем». В таких условиях особенно важно, прийдя в Церковь, сохранить чувство юмора. Мы не несем в себе органической православной традиции. Большинство из нас не впитало в себя Православия «с молоком матери» или на бабушкиных коленях. Для нас это был некий выбор, зачастую очень трудный, мучительный.

К Православию мы приходим по книжкам. А книжки ( пусть даже святоотеческие книжки) — это очень важный срез православной мысли, но это только часть Православия. А сам опыт жизни в Православии — он гораздо богаче. Люди, которые в Церковь пришли именно по книжкам, не имея опыта реальной жизни: в священнической среде, семинарской, монашеской; люди, которые не знают, например, как общаются между собой епископы, когда остаются наедине, — бывают смущены. Они считают, что, войдя в Церковь, они отреклись от права на улыбку. Это не так. Более того, улыбка просто необходима, когда это самоирония. Очень важно уметь смотреть на себя, улыбаясь. Иногда с горькой улыбкой — это форма юродства и покаяния.

Кроме того, хорошие анекдоты — это миссионерские патроны. Например, когда я отвечаю на вопрос о том, почему православные такие упертые, почему Церковь так консервативна и так медленно меняется, я привожу армейскую мудрость: «саперы ходят очень медленно». Но обгонять их не стоит.

—Но все-таки, каждый на собственном опыте знает, что после некоторых, даже очень «удачных» шуток, бывает как-то не по себе…

—А вот чего не должно быть у любого человека, не только православного, — не должно быть злой иронии, издевательства над другим человеком. Привычный в светском, студенческом мире «стебный» стиль общения, с бесконечными подколками и подначками — на самом деле верный способ разрушить товарищеские, дружеские отношения с другими людьми. Вот этот стиль, мне кажется, не стоит приносить в нашу церковную жизнь.

С другой стороны, я очень благодарен этому стилю за то, что сам когда-то через него прошел в студенческие годы. Потому что вижу по семинаристам: ребята, у которых нет опыта такого общения, теряют «спортивную форму». Когда ты живешь в молодежной среде и понимаешь, что любой твой жест, любое слово будет тут же перетолковано в возможно худшую сторону и с максимальным ущербом для твоей репутации. Это заставляет держать себя в форме и постоянно думать, как твое слово будет принято недружественным ухом. В современном мире, где православные оказываются сверхобстреливаемым меньшинством, мире, где популярен «Код да Винчи», я думаю, что стоит об этом помнить.

—Главный аргумент поборников «сугубой печали» — Священное Писание не содержит ни единой шутки, нельзя представить себе смеющихся святых, а в Евангелии ни разу не сказано, что Христос улыбался.

—Знаете, я не могу не высказать одного, неожиданного тезиса: я со Златоустом не соглашаюсь. Я очень люблю и почитаю его, это один из любимейших мною святых! Но именно Иоанн Златоуст первым сказал, что Христос никогда не улыбался.

Всё-таки Иоанн Златоуст не был апостолом. Он не ходил с Христом по Палестине, и потому биографические данные о Христе, которые впервые высказываются спустя 400 лет после жизни нашего Спасителя, не имеют канонической непререкаемости. Я думаю, что Христос, когда играл с детьми, обращался к ним, место для улыбки у него было.

Святые, кстати говоря, могут быть улыбчивыми. Я недавно нашел удивительную икону. Это сербская афонская икона XII века, где изображен святой Симеон Богоприимец. Знаете, это единственная икона, которую я в своей жизни встречал, где святой улыбается. На ней святой Симеон Богоприимец держит на руках Младенца Иисуса и улыбается. Так что и святые имеют право на улыбку. Мне очень дорога фотография преподобного Амвросия Оптинского, где он улыбается.

Вообще, там, где святость, там радостность. Там, где человеку хорошо, — а душе ведь с Богом хорошо, — там будет радость, будет и смех.

—Отец Андрей, а святые шутили?

—Я напомню знаменитый рассказ об Антонии Великом, который смутил одного православного охотника. Тот услышал, что старец рассказывает ученикам смешные истории. Старец попросил этого охотника: «Ты сними лук, и натяни его. Натяни, натяни еще больше!». «Не могу, — сказал охотник. — Тетива порвется!». «Вот видишь, — говорит Антоний. — Ты свой лук пожалел. А за что же ты осудил меня, когда я дал послабление своим братьям?».

Юмор есть у Святых Отцов. Иногда он даже очень жесткий, иронический и сатирический.

Был такой жанр античной риторики — псогос. Это искусство риторического поношения оппонента. Например, Василий Великий пишет об одном из своих оппонентов-еретиков: «Ну как могут быть прямые мысли у того, чьи ноги кривы?!». Конечно, у Святых Отцов бывают и другие виды юмора, и самоирония.

Юмор встречается даже на страницах Библии. Преподобный Ефрем Сирин предполагал, что когда Бог произносит в Книге Бытия фразу над согрешившим Адамом: «Вот, он стал как один из Нас, знающий добро и зло», это некая Божия ирония. Так же считает и преподобный Максим Исповедник.

В Библии есть место и для горькой иронической улыбки, и для доброй, сочувственной. Поэтому православному человеку не стоит этого стесняться.

Не надо всю свою жизнь превращать в сплошное юмористическое шоу. Любой из нас знает, что когда смех длится больше минуты, почему-то он оказывает такое разряжающее, опустошающее воздействие на душу.

Поэтому впадать в хохот, а тем более без причины, а уж тем более из-за какого-то юмориста, наверное, не стоит. А разрешить себе право на улыбку — почему бы и нет?

 Сергей Канев