В этом году исполняется 15 лет со дня преставления великого старца нашего времени архимандрита Софрония (Сахарова). Он часто говорил в беседах с братией основанного им монастыря в Англии о «вдохновении». Отец Софроний считал, что в монашеской жизни такое вдохновение необходимо. Что он имел в виду, и как это может помочь современным монахам в их повседневной жизни?

Старец Софроний начал свой монашеский путь на Афоне (1925-1948 гг.). Он прошел все стадии монастырской жизни: подвизался в общежитии, жил отшельником на Каруле, самом суровом месте афонских пустынножителей; был духовником нескольких святогорских монастырей, а также множества келий и скитов. Отец Софроний известен правосланому миру, главным образом, как ближайший ученик и биограф преподобного Силуана Афонского (книга «Старец Силуан» принадлежит именно его перу).

Монашество в святоотеческой традиции называется «наукой из наук и искусством из искусств». И в эту «высочайшую школу культуры духа», как называл монашество отец Софроний, немыслимо вступать без отчета в том, зачем ты сюда идешь. Старец Софроний в беседах с братией не раз повторял, что «знать последнюю цель монашеской жизни мы должны с самого начала. Тогда мы сможем установить правильный путь». Для самого старца такой целью было достижение состояния бесстрастия, или обожения. А стяжание Святого Духа, или бесстрастие, обожение, достигается не иначе, как через жизнь по Евангельским заповедям.

«Я есмь путь и истина и жизнь»,—сказал Господь Иисус Христос (Ин. 14:6). Причем, главным признаком следования за Собой Господь называет исполнение Евангельских заповедей. Отец Софроний откровенно говорил о том, насколько тяжело человеку воплотить в жизнь заповеди Божии. «Жизнь по заповедям Христовым—воистину Голгофа»,—писал он еще в 1930-е годы, то есть в начале своего монашеского пути. Старец говорил, что «монашеская жизнь по натуре своей есть всегда жизнь, полная напряжения, полная болезней, полная скорбей. Поскольку заповеди Бога нашего Иисуса Христа превосходят всякую человеческую относительную меру, ибо носят характер абсолютности, постольку монах никогда не знает покоя. Хотя бы он творил чудеса, он все равно знает себя грешным человеком».

В своих беседах с братией отец Софроний постоянно останавливался на образе Христа, восходящего на Голгофу. Господь восшел на крест, чтобы «разорвать клятву Адама», спасти весь род человеческий; поэтому если христианин «законно подвизается» (ср.: 2 Тим. 2:5), то рано или поздно и он последует этим крестным путем на свою «маленькую Голгофу». Конечно, любая «наша Голгофа» будет маленькой, незначительной в сравнении с тем подвигом, который взял на Себя Христос. У каждого из нас своя мера в следовании за Христом, однако, эта мера, по слову старца Софрония, все же превышает наши естественные человеческие силы. И если бы не помощь Божия, ни один человек не смог бы последовать за Христом до конца. Благодатная же помощь Божия ниспосылается человеку в ответ на его неустанную и горячую молитву.

Проведя более шестидесяти лет в монашеском подвиге, уже незадолго до своей блаженной кончины, отец Софроний восклицал: «О, если бы мне удалось, при моем жалком ныне состоянии, которое вы знаете и видите, помочь вам глубоко в сердце воспринять этот Образ [Христа, восходящего на Голгофу], чтобы ваша монашеская жизнь навсегда исполнилась вдохновения свыше! Вся наша жизнь становится другою: не по внешности своей—внешне ничего нет,—а только по внутреннему сознанию нашему, которое нам дается по благодати Духа Святого». Чуть позже Старец поясняет, что «когда я говорю о “вдохновении свыше”… я имею в виду вдохновение от Духа Святого; но оно зависит не только от Бога. Вы, может быть, скажете: “Что за странное слово?”, но смысл его такой—Бог с человеком насильно ничего не делает. Он открывает нам образ Христа и затем оставляет нас в свободе—последовать или не последовать».

В этом «подвиге следования за Христом», о котором речь шла выше, и заключается самая суть монашеского жития. Отец Софроний считал, что скрупулезное следование внешним монастырским правилам имеет второстепенное значение. Конечно, внешний устав монастыря необходимо соблюдать каждому монашествующему, однако, плохо, когда на этом все монашество и заканчивается. Святитель Игнатий (Брянчанинов) в своих письмах рассказывал, что, будучи еще новоначальным послушником, он объездил множество монастырей и везде видел только одно: «телесное делание», суть которого заключается в точном исполнении внешних монастырских правил. Именно это и считалось признаком высокой духовной жизни. Но святитель Игнатий достаточно критически относился к такому взгляду на иночество. Он настойчиво констатировал, что ограничение себя одним только «телесным подвигом» делает всю монашескую жизнь бесплодной, а то ведет и к «прелести».

Отец Софроний разделял эту точку зрения святителя Игнатия и так же обращал главное внимание братии на уже упоминаемое нами «вдохновение свыше». «Если такое вдохновение коснется нашего сердца…—не раз повторял Старец,—то явится неистощимым, ибо в нем заключено начало вечной жизни, и, хотя телесный состав наш будет разлагаться, вдохновение сие будет жить в нас могучим образом, мощной силой. Тогда трудно тому, что именуется унынием, прикоснуться к нам, как бы мы ни страдали».

В духовной жизни уныние часто приходит из-за того, что христианин теряет эту нить вдохновения: все тогда становится рутинным, мрачным, бессмысленным… Происходит это потому, что душа уклоняется от «единого на потребу»: от хранения ума в Боге. Отец Софроний настаивал: «Хранить наш ум постоянно в Боге—вот что нужно нам, монахам».

К сожалению, слова о хранении ума в Боге зачастую представляются некоей абстракцией, каким-то слишком высоким и почти недостижимым идеалом. Однако монашеская жизнь и предназначена для того, чтобы опытно реализовывать этот идеал в своей жизни. Святые отцы оставили нам свои записи не для того, чтобы мы, читая, восхищались их подвигами, подобно спортивным телеболельщикам—и только. В том-то и дело, что святоотеческие книги—это ориентиры, компасы в духовной жизни современного монаха, без которых очень легко сесть на мель. Духовные книги также могут послужить толчком для ревности по Богу или, говоря словами отца Софрония,—«вдохновения Свыше». Конечно, строить свою жизнь исключительно на книгах, по меньшей мере, наивно, а то и опасно. Чем-то это сродни самолечению: человек сам решает—что у него больше всего болит, и какое лекарство ему больше всего подходит. Для монаха живое, непосредственное духовное руководство необходимо в любом случае. «Лучше называться учеником ученика, а не жить самочинно и обирать бесполезные плоды своей воли»,—говорит преподобный Симеон Новый Богослов.

Современное монашество, конечно, во многом разнится от иночества древних времен. Подвиги монашествующих даже сравнительно близкого нам по времени XIX века кажутся фантастическими. Однако телесный подвиг, то есть подвиг усиленного поста (не кушать), бдения (не спать), злострадания (вериги и т. п.),—все это далеко не главное в монашеской жизни. Святитель Игнатий (Брянчанинов) не раз подчеркивал второстепенность телесного подвига в сравнении с подвигом душевным: то есть подвигом молитвы и хранения заповедей Евангелия. Без последних телесные подвиги могут принести неисцельный вред душе человека и даже погубить. Дьявол часто даже помогает человеку совершать телесные подвиги, поражая при этом его душу гордостью и тщеславием. Именно хранение ума в Боге делает человека внимательным ко всем своим действиям, мыслям, чувствам. Осознание того, что «Господь близ» и всегда видит тебя—видит буквально насквозь—исполняет душу человека страха Божия. Ты уже начинаешь думать перед тем, как что-то сделать, что-то сказать… Для монахов в этом отношении особенно актуальна осторожность в мыслях и чувствах. Путем напряженной борьбы со своим «ветхим человеком» (ср.: Кол. 3:9) монах призывает благодать Святого Духа, которая и трансформирует весь его внутренний состав: мысли, чувства, желания. «Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе» (Фил. 2:5). Так, постепенно, идет процесс внутреннего преображения монаха. Внимательность, осторожность в отношении своей внутренней жизни привлекает в душу благодать Божию и, таким образом, монах становится способным воспринять в свое сердце «вдохновение Свыше».

Архимандрит Софроний до поступления в монастырь долгое время занимался живописью. И как бывший художник он однажды сказал своим монахам: «О, как я хочу, чтобы вы все стали поэтами! Без творческого вдохновения трудно провести даже единый день как подобает христианину». Здесь отец Софроний, очевидно, имел в виду пребывание умом в Боге, жизнь пред Богом: «Моя молитва всегда остается той же: чтобы Господь дал всем вам никогда не убегающее от вас ВДОХНОВЕНИЕ. Вы знаете, конечно,—многие из вас и по опыту, что главным образом художники, артисты и поэты живут постоянно своей мыслью. Так и у нас: не какие-то мечты поэта, а реальность и присутствие Самого Бога день и ночь не оставляет нас».

 Монах Евстафий(Халиманков), 
студент II МинДА