Как – неужели такое может быть с верующим человеком? Неужели вера может уйти, как уходят запоздавшие гости? Может. Потому что эта драгоценная гостья так и не стала хозяйкой в нашем доме (душе). Мы сами этого не захотели. Об этом больно говорить, но давайте все-таки попробуем…

Все начинается с веры. Когда Господь касается души, то лишними становятся претензии на какое-то логическое доказательство или даже просто рациональное осмысление опыта веры. Само это событие – рождение веры – затмевает собой всю прежнюю жизнь: так, что человек и жизнью-то ее не считает, а просто так… каким-то предисловием. Недожизнью. Это уже потом (до этого потом мы скоро доберемся) оказывается, что все новое в тебе вдруг оказывается хорошо забытым старым. Как в старой мудрой песне: «каким ты был таким ты и остался…».

Рождение веры особо переживают люди в зрелом (сознательном возрасте). Появляется как бы третье измерение в твоей жизни, черно-белый мир расцвечивается вдруг новыми красками. Горизонтальная перспектива неожиданно взмывает, и ты понимаешь, что можно, оказывается, летать не только во сне, но и наяву. С этим открытием появляются новые возможности. Дух захватывает от потрясающей перспективы – жизнь вечная, жизнь с Богом и в Боге! – такие простые слова Евангелия становятся для тебя действительно СЛОВОМ ЖИЗНИ. Как же ты раньше проходил мимо них, этих животворящих слов, и ничего не видел, ничего не понимал… Недоумевает душа. Но все скоро становится понятным: ты просто не жил. Жизнь начинается вот теперь – и начинается с нуля.

Сколько может продлиться это состояние – год, два, три, пять… Обычно этим сроком все и ограничивается. И… второй шаг.

Почти постоянная сухость, пустота, давящая тяжесть на молитве – и в храме, и дома. Тяжелые, пугающие тебя самого разряды раздражения. Вдруг резко очертившаяся тень одиночества – как детский призрак, в которого ты уже перестал верить, потому что… это ж детские сказки. Но… вот он – стоит и никуда не уходит. И везде пусто: и в храме, и на чаепитиях в церковной общине, и в когда-то таком приятном обществе духовника (на исповеди то бишь), и среди книг – о! святые отцы, которых ты только вчера запоем читал (как когда-то в детстве фэнтэзи и приключения)… Снова оживают подзабытые грубые страсти. Тянет на «греховные развлечения», на которых, казалось бы, уже давно был поставлен крест.

Пытаешься применить давно испытанное средство: отправляешься в паломничество по любимым монастырям. И каким все скучным, каким надуманным тебе кажется все это… «православнутое общество» – так, кажется, называют сейчас неофитов их собратья – неправославнутые. Появляется непреодолимое и устойчивое отвращение от своего христианства. И усталость.

И… вот в такие минуты подкрадывается мыслишка… Одна, потом вторая, третья – вон они маячки: глаза алчно, убийственно сверкают, становятся ближе – петлей стягивает тебе душу целая стая шакалов. И так холодно, так пусто, одиноко вокруг. Неужто я уже труп, и они, стервятники, кружат вокруг меня, прицениваются. Я хочу закричать. И не могу. Так бывает иногда во время ужасных снов. Сны ужаса. Что это? Помыслы неверия. Они пришли. Ты и не замечаешь, как тебя уже начали пожирать.

Господи, наконец, разрываются уста, помоги мне! Не оставь меня, помо… Вот она – моя вера, дрожит как осиновый листок, вот-вот сорвется, подхваченная ветром улетит в инобытие. Ты сам, как осиновый лист дрожишь, потому что если нет веры, нет и тебя. Смыл, который почивал в твоих руках как новорожденный младенец; которого ты так трепетно, так нежно лелеял – он должен был вырасти в нечто большое, прекрасное… И вдруг – «А был ли мальчик?»

Помню, после того, как я провел в семинарии первые полгода, приехал на каникулы. Первым делом побежал к духовнику. «Батюшка, я потерял все, что имел». Он улыбнулся: «А разве ты что-то имел?» После небольшой паузы я все понял: подлинное, действительно усвоенное, невозможно потерять. И это касается, прежде всего, веры. «И сия есть победа, победившая мир, вера наша» (1 Ин. 5:4). Подлинной верой побеждается мир греха.

Но что для меня значит верить? Идти за Христом по тому пути, которым Сам Он шел. А куда Он шел? Какова конечная остановка? «А куда Я иду, вы знаете, и путь знаете» (Ин. 14:4).

Господи, какой же это путь? Еще ведь не все беседы закончены, еще не все правила вычитаны, еще не все язычники обращены… Подожди немножко, я… чуть-чуть подожди, еще столько незаконченных дел!.. И в ответ на этот жалкий писк – «Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Ин. 12: 25).

Но как же можно сомневаться в том, что я Тебя не люблю, Господи! – кричу я, кричу от стыда, от отчаяния… Но Господи, Господи! Ты говоришь со мной и дальше: «Кто Мне служит, Мне да последует, и где Я, там и слуга Мой будет» (Ин. 12: 26). Господи, да где же Ты, где?! – кричу я, и крик мой повисает над пропастью, замирает, не долетает, падает подстрелянной птицей. Это Господь милостивно не принимает его – этот лживый крик. Потому что я все знаю. Я знаю, где Господь. На Голгофе. На Кресте.

Архимандрит Софроний (Сахаров) сказал замечательные слова: с креста не сходят, с креста снимают. И все те, кто идет за Христом, повешены на невидимых крестах, каждый на своем. Все настоящие христиане тащат на себе эти кресты, после которых остается кровавый след, длиною в жизнь. Вера покидает человека, когда начинается эта ложь: я не могу, у меня не получится… Или еще беззастенчивей: нас не учили, нас некому учить, учителя плохие и вообще – «врачу, исцелися сам» (это со стороны особо продвинутых).

Каждый день, с самого утра, нужно готовиться к борьбе со зверем, который живет внутри меня самого. Как многоглавый сказочный (но тут, конечно, не до сказок!) дракон, он очень разнообразный и… живучий. Срубишь, загасишь, затопчешь в одном месте, вылезет в другом. Примешься за то, другое, место… Глядь – снова прорастает там, где только что срубил и затоптал.

Кажется, я убедил себя, что только еще учусь, накапливаю силы, я – «вечный студент»; ну что толку меня сейчас кидать в эту мясорубку? Слышите? Слышите?! И все реже и реже я слышу в своей душе ни с чем не сравнимые проблески Благодати: «маячки», которые Господь посылает мне время от времени: держись, я с тобой, не бойся, только веруй… А что толку говорить с человеком, если он только делает вид, что спрашивает (даже когда очень громко кричит), а на самом дел – «спаси меня, Господи, но только не сейчас», как писал блаженный Августин.

Вот так иссякает вера. От лукавства. От обмана. От того, что себя жалко. Себя любимого. И только себя, на самом-то деле. Можно много тут рассуждать о том, что есть, мол, масса смягчающих обстоятельств. Ну есть – и что? А чего нет? Нет любви. Той любви, которая когда-то зажгла в твоей душе непонятный огонь, который давал тебе силы ползти – РАДИ ГОСПОДА. Нет той любви, которая отрезала бы тебя от мира, увлекла, повела за собой, открыла дверь в новый мир – туда, где тебя бы встретил Он, сказавший: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам: не так, как мир дает, Я даю вам» (Ин. 14: 27).

Нет той любви, которая сжигала все мосты за тобой, которая пожигала всю грязь в тебе – нет того огня, о котором Он сказал: «Огонь пришел Я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» (Лк. 12: 49). Нет любви – и нет ничего. Потому что Ты, Господи, – эта Любовь. Имя Твое Святое умирает у меня на устах, слетает бесплотной горлицей – как последний вздох у человека перед смертью. «Боже мой, воззвову во дни, и не услышиши, и в нощи, и не в безумие мне» (Пс. 21:3).

 Иеромонах Евстафий (Халиманков), 
студент III курса МинДА