Материал подготовили: Синкевич Михаил, Палатников Сергей.

На этот раз гостями рубрики ИСТОРИЯ СЕМЬИ стали протоиерей Александр Хомбак и матушка Наталья. В беседе они рассказали о своем пути к Церкви и поделились ценным опытом поддержания тепла в семейном очаге.

Отец Александр, в какой семье Вы воспитывались? Как пришли к вере? Почему вы стали священником?

О. Александр: О православии у меня сохранились воспоминания с самого маленького возраста. Вспоминается, что я лежу у кого-то на руках, вижу мохнатую бороду, которая пытается мне что-то дать, а я, хоть и понимал, что опасного ничего нет, чтобы не ударить в грязь лицом, сопротивлялся. Это была Индура (имеется в виду населенный пункт — прим.ред.), и был какой-то праздник, который имел отношение к нашей большой семье. Это первый проблеск. Второй проблеск – это уже музыкальная школа, тоже в деревне. Она находилась рядом с православным храмом, и, когда я шел рядом, то читал на воротах храма надпись на церковно-славянском языке. Каждый день я шел и пытался разглядеть, что там за надписи, и очень четко помнил каждое слово, думал об этом. Это были первые попытки поиска какой-то религиозной культуры. Дальше также были воспоминания, связанные с православием, хотя я воспитывался в католической семье. Бабушка у меня была очень религиозным человеком. Единственным, кто был православным, это дедушка. Он был православный «фундаменталист», хотя ничего никогда не говорил о православии. Помню, когда я был в детском саду, и когда учился в школе, приезжал на каникулы к дедушке с бабушкой в Лиду. Дедушка ничего не говорил, но мы праздновали православные праздники. Однако семья придерживалась католического образа жизни и вероучения. Мы ходили в католический храм. Оттуда у меня тоже сохранились проблесковые воспоминания: зацелованные до дерева ноги Христа на Распятии, вода, которой нужно было омывать руки. Помню проповеди ксендза. Они имели довольно агрессивный характер. Он говорил: «Где стоит католический крест, это наша земля». Это первая тема его проповедей. Вторая тема – это о том, что там, где католиков меньше, они должны добиваться равных прав с православными; там, где количество католиков и православных одинаковое, католики должны быть лидерами, а там, где большинство католиков, никакой другой религиозной культуры быть не может. Это также такое проблесковое воспоминание. Потом осмысленная моя религиозность совпала с тем, что в 1988 или 1989 году я учился в школе и кто-то мне дал статью о том, что в Беларуси открылась православная семинария. И в это время мы в школе писали сочинения на тему будущей профессии. Я ради смеха написал (там никто серьезно не писал), будучи католиком, что хочу поступить в православную семинарию. Поднялся шум. Меня вызвали к директору. Он начал говорить, что, как я мог такое написать при том, что мой дед известный в Беларуси председатель колхоза, партиец… И еще была учительница истории, одна из моих любимых, Таисия Ивановна. У меня всегда были «пятерки» по истории, видимо, где-то подспудно планировалось, что я буду поступать на исторический факультет. Когда ей показали, что я написал (а она была довольно активной ленинкой), она на выпускном экзамене поставила мне «единицу». Это она сделала для того, чтобы я пересдавал экзамен осенью и не смог поступить в семинарию. Это был выпускной класс, шел 1991 год. Другие учителя мне поставили «четверки» и «пятерки» и в итоге вышла «тройка». И тогда уже я окончательно принял решение поступать в семинарию. И поскольку я видел много недоброжелательности, то понимал, что какой-то смысл в этом есть. Потом я сдавал экзамены в Гродненский государственный университет имени Янки Купалы на факультеты биологии и физической культуры. Моя мама биолог, отец работал в областном комитете физкультуры, поэтому я должен был пойти по их стопам. Я сдал несколько экзаменов, оставалось сдать один экзамен по физкультуре. Я занимался спортом достаточно активно, поэтому особых проблем не было. Но я забрал документы из университета и подал их в семинарию. До этого, на Рождество того же года произошло интересное событие. Я был на каникулах у бабушки с дедушкой в Лиде. Я пошел гулять по городу. В Лиде тогда был один действующий храм – на кладбище. Был мороз и сильный ветер. Я увидел, что на кладбище горят огни, и зашел в храм. Людей было много, попасть внутрь было почти невозможно. Это ощущение осталось до сих пор: пар от дыхания людей, прихожане в тулупах и телогрейках. Я, спасаясь от метели, спрятался за угол около алтарной абсиды. И там я простоял всю службу. Очнулся, когда там все закончилось. Священник произнес проповедь, но не хотелось уходить. Когда шел домой (очень хорошо помню), ярко светили фонари, давали желтый свет, падали огромные хлопья снега и была необыкновенная тишина. Тогда у меня и возникло ощущение, что быть православным – это мое. А к середине года, когда возникли трудности в отношениях с директором школы, это желание окрепло.

Мой дедушка был партиец, довольно известный, из репрессированных. Он закончил школу РККА, был штурманом в авиации во время Второй мировой войны. Когда он сюда приехал из Тюмени, где был в ссылке, то ложился спать и вставал всегда под гимн. Он был очень интеллигентным и неординарным человеком. Для примера скажу, что колхоз, которым он руководил, колхоз «Подлипки», был со стороны Польши, и после войны в районе действовала Армия Краева, которая воевала с партизанами. И дед ездил с пистолетом один на коне по этим лесам. Даже я помню, когда мы с дедом ходили в баню, то все относились к нему очень уважительно. Они рассказывали, как на деда нападали с косами, с автоматами. Он был отчаянный рубака, но жуткий фанат советского строя. И меня он брал на встречи с различными приезжими партийными руководителями. Я видел, как в Советском Союзе жили одни люди и как другие, и это меня неприятно поражало. Поэтому, когда я увидел сопротивление моему желанию поступать в семинарию, то решил, что все-таки пойду. Хотя не было никакой подготовки, что теперь стыдно вспоминать. Вот так забрал документы из университета и пошел поступать в семинарию.

И в списке поступивших я был третьим с конца. Читать по-церковнославянски я научился за две недели до экзаменов. Я был не один такой, потому что это было еще советское время. Мы сдали экзамены, узнали о поступлении в день, когда произошел путч. Так что можно сказать, я поступил в семинарию из некоторых диссидентских побуждений. Тем более мой второй дедушка, который жил в Лиде, проработал 19 лет в шахте, потом в администрации шахты в Донбассе. Так получилось, что во время войны подразделение, в котором он воевал, оказалось под командованием Власова. И он уважал только двух военачальников – Власов и Жуков. Он никогда ничего не говорил против Советского Союза, но было видно, что он был вне этой культуры, он был всегда молчаливый и очень серьезный. По нему несколько раз катались танки, он не однажды переживал смертельные ситуации, поэтому человек был молчаливый, но молчание было довольно значимым. Он был религиозным православным человеком. Он никогда ничего открыто не проповедовал, но по его образу жизни и действий была видна религиозность. Для мужчины вообще очень важно быть религиозным. Поэтому, глядя на него, я тоже делал некоторые выводы. Потом, когда меня рукоположили, одно из первых моих послушаний было в больнице. И я увидел среди больных своего директора школы, Валентина Ивановича. Он болел раком крови. Он меня узнал, подозвал. Он исповедовался, причастился. Жил он еще полтора года и каждую неделю причащался. Умер он как христианин. Я совершенно точно могу это сказать, потому что он был подготовлен к собственной смерти, принял ее достаточно правильно, что ныне большая редкость. Он прочитал много литературы, напрочь изменился. Полтора года для того времени жить с раком крови было довольно неожиданно. Обычно тогда врачи давали таким больным полгода жизни. То есть он прожил три жизни. А Таисию Ивановну, учительницу истории, я как-то увидел среди молящихся в Свято-Рождество-Богородичном монастыре. Я подошел к ней, она сказала, что пережила клиническую смерть и после этого переоценила всю свою жизнь. И она была очень рада меня там встретить. Я сказал ей, что благодаря ее сопротивлению все и случилось. То есть, если бы не было сопротивления учителей, властей, то ничего бы не произошло. Господь, видимо так вот промышлял тем, что давал такие вот препятствия, чтобы я начал бороться. Так я и пришел в Церковь.

Матушка, а каким был ваш путь к православию?

Матушка Наталья: Мои родители – католики. И родители отца, и родители моей мамы. Я росла в католической среде. Все праздники и каждое воскресение мы были в костеле. И о православии я услышала только от Александра, до этого я его не замечала. У моей бабушки в костеле было свое постоянное место. У нее редкое и красивое имя – Камилия, ее все очень уважали. И многие поколения моей семьи были католиками. Поэтому все восприняли как нонсенс то, что я выхожу замуж за православного. Бабушка даже писала письма моим родителям: «Почему вы свою дочку, Наташку отдаете православному? Пускай он среди своих невесту ищет». В семье это было трагедией. Матушка, расскажите где Вы учились. Матушка Наталья: Я окончила Порзовскую среднюю школу, поступила в Пинское медицинское училище и после училища я поступила в Гродненский медицинский университет. В Гродно я и познакомилась с Александром на курсах вождения автомобилей. У нас было очень интересное знакомство. Потом оказалось, что у нас есть общие друзья и наши родители работали в одной сфере: мамы были медиками, а папы были спортивные работники. Это, наверное, тоже способствовало нашему знакомству. Наши отцы знали друг друга. Они встречались на разных семинарах.

О. Александр: В семинарии у студентов постоянная проблема: где найти невесту, чтобы не уйти «пиджаком». Была и у меня такая проблема. Все девушки, которые приезжали в семинарию, были, как говорится, «не те». Я ездил в Москву к о. Кириллу (Павлову), писал письма к о. Иоанну (Крестьянкину) и о. Николаю с острова Залит. Я не знал: выбрать монашество или быть женатым священником. И мне дали замечательные советы, которые я теперь использую при собеседованиях с молодыми людьми. Во-первых, надо помнить, что и на Солнце бывают пятна, что когда человек находится в состоянии влюбленности, то может не замечать недостатков. Но после лет трех совместной жизни недостатки открываются во всей своей красе. Поэтому при выборе невесты надо оценивать ее холодным взглядом, чтобы видеть все недостатки. Потому что достоинства у всех одинаковые, когда с ними живешь, то их не замечаешь. А с недостатками жить тяжело. Таким холодным взглядом я и оценивал обычно своих избранниц. Кто-то из старцев еще советовал, что молодые люди должны быть одинакового социального, материального и интеллектуального уровня. И получилось как нельзя лучше. У нас были совершенно одинаковые по социальному статусу родители, у нас обоих было высшее образование и материальное положение тоже было одинаковым. Почему так должно быть? Я в психологию углубляться не буду, но скажу, что одинаковый материальный достаток гарантирует одинаковую шкалу материальных ценностей людей. Одинаковый интеллектуальный уровень способствует схожести мировоззрения. Социальная среда тоже способствует каким-то общим интересам. Еще один из отцов сказал мне такую замечательную фразу: «Если с девушкой ты будешь чувствовать себя комфортно и вести себя естественно (то есть тебе не надо будет из кожи вон лезть, чтобы завоевать ее, а будет она просто другом), значит – это твоя». Потом я в университете узнал, что это называется состоянием психологического комфорта в общении. У нас проблемы были только в том, что она была католичкой. Потому что я сказал тогда, что хочу быть священником и жена должна быть православная.

Вы познакомились, когда еще учились в семинарии?

О. Александр: Я был уже студентом Академии и преподавал в семинарии.

Расскажите, как учеба в академии переплеталась с вашими отношениями? Как долго вы общались, прежде чем поженились?

Матушка Наталья: Мы были знакомы ровно год.

О. Александр: Общались в основном по телефону. Матушка Наталья: На выходные иногда я приезжала в Жировичи, чтобы познакомиться с жизнью Александра. Еще встречались у его родителей.

О. Александр: Еще скажу, что когда я приходил к ней в общежитие, то меня больше всего поражало то, как она быстро умеет готовить. Я такого никогда не встречал, это было невероятно.

Матушка Наталья: Я помню, как в один из приездов Александр сводил меня на встречу с о. Геннадием Яблонским. Он был настоятелем Свято-Покровского собора в Гродно.

О. Александр: Он сам был поляк, в прошлом католик. Окончил Варшавский университет и был необыкновенно интеллигентным и необыкновенным острословом. Он владел словом настолько, что мог опустить ниже плинтуса, а мог и очень хорошо поддержать. Он был моим духовником. В 2005 году он скончался. Наташа ему понравилась.

Матушка Наталья: Я почувствовала, что понравилась ему с первого взгляда. Он очень мило меня принял. Первый вопрос, который он мне задал, была миропомазана я или нет (у католиков это называется кофирмацией). У католиков это таинство отделено от Крещения. Я сказала, что нет. Он вздохнул с облегчением. Миропомазание надо мной совершили до свадьбы с именем Наталья. Я потом только узнала, что меня крестили с именем Мария, а в паспорте написано, что Наталья.

О. Александр: То, о чем я говорю, вот эта психологическая комфортность, мне для этого нужно было не только собственное мнение, но и о. Геннадия, и родителей. Все принимали достаточно легко. Меня в ее семье и ее в моей семье. Это я говорю к тому, что, наверное, не надо из кожи вон лезть, чтобы найти то, что близко.

У матушки в семье все были католиками, а у вас, о. Александр?

О. Александр: У меня были либо католики либо атеисты. Православным был только дед, но он на меня влиял только невербально. По материнской линии вообще достаточно интересно переплелись два рода – поляков и русских. Поляки – обедневшие дворяне из-под Кракова, которым в 19 веке давали землю на нынешней территории Беларуси. И вот под Новогрудком была деревня Журавейники, которая принадлежала родителям моей бабушки, то есть ее отцу. А ее матери принадлежала земля от Новогрудка до Березовки, все леса. Была такая фамилия Киеня, они были из-под Тулы они занимались древесной промышленностью. Так получилось, что у бабушки родители умерли очень рано и православные родственники ее и всех детей, которые были, водили в костел (так как отец той семьи был католиком). И через это вождение в костел окатоличивались и сами. Бабушку я похоронил в прошлом году. Когда собралась вся большая семья, то оказалось, что не осталось ни одного католика. Причем все это люди среднего возраста, мои братья и сестры. И все они довольно активные православные. Так вот восстановилась некая историческая справедливость.

Еще у меня некоторое время было достаточно интересное послушание. Я всех католиков, которые собирались переходить в православие, собирал в один день недели и беседовал с ними. Узнавал причины и мотивы перехода. Как правило, это были бывшие православные и те, кто имел хотя бы небольшой опыт православной религиозной жизни. Они все говорили, что им не хватало той внутренней свободы, которую несет в себе православие.

Скажите, были ли у вас какие-то трудности или испытания на первых порах семейной жизни?

Матушка Наталья: Конечно, когда мои родители познакомились с Сашей, их приятно удивило и впечатлило, что он образован, хорош собой, студент Академии, преподаватель, его родители работают в той же сфере. Также он понравился в общении. И свадьба вскоре состоялась. Трудности начались позже. Потому что я не приезжала к родным на католические праздники, когда собиралась вся семья. Опять же, когда внуки приезжают на каникулы к бабушке с дедушкой, то идут в костел. А мои дети не ходят. Я приезжаю к родителям и хожу в православный храм. И вначале к этому относились с неприятием и враждебностью. И только когда прошло лет десять, все устоялось и наступило спокойствие.

О. Александр: Эти трудности были понятны, потому что ее родители сказали мне, что потеряли свою дочку.

Так же, как, наверное, у всех, возникали проблемы с жильем. Я понимал, что могу быть священником и доход может быть каким угодно, но никогда не думал, что могут быть такие сложности с жильем. Одно время мы жили даже в воскресной школе. У нас уже был ребенок. Утром мы развешивали пеленки, а к обеду собирались люди и мы все это сматывали. Это было невероятно сложно, но сейчас все это как-то уже идеализируется и представляет приятные воспоминания.

Матушка Наталья: Обычно родители принимают какое-то участие в жизни своих детей, а у нас все это было разграничено.

Продолжение в следующем номере.