Для справки: Доцент протоиерей Федор Кривонос — Родился в 1962 г. в г. Минске. В 1985 г. окончил исторический факультет БГУ, в 2001 г. – Минскую духовную семинарию, в 2007 г. – Минскую духовную академию со степенью кандидата богословия. Доцент Минской духовной академии (с 2011 г.). Сфера научных интересов – История Белорусской Православной Церкви. Является клириком Минского Свято-Духова кафедрального собора. Женат.

С 1994 г. священник Федор Кривонос преподает студентам Минской духовной семинарии Историю Православной Церкви в Беларуси. Сегодня мы познакомимся с личной историей предков отца Федора.

Мой дед по линии отца Трифон Герасимович Кривонос родился в конце ХІХ века в селе Несята Бобруйского уезда. Предки его происходили из села Кривоносы, которое и сегодня располагается в Стародорожском районе Минской области. В раннем возрасте он остался круглым сиротой, родители умерли от холеры, и Трифона досматривали две его родные тётки, имена которых я не помню.

Достигнув совершеннолетия, Трифон приехал в Минск и устроился работать стеклодувом. Здесь он познакомился с баптистами, или, как их тогда называли, штундистами, и вошёл в число первых из них.

Любопытно, что этот факт зафиксирован в «Истории Евангельских Христиан-Баптистов в СССР». Он отражён в следующих словах: «В Минскую губернию благая весть пришла в конце ХІХ – начале ХХ веков. По свидетельству одного из старейших братьев Трифона Герасимовича Кривоноса (1888 – 1978), в 1912 году в Минске существовала церковь христиан-баптистов, имелся молитвенный дом. Пресвитерское служение нёс молодой брат Борис Степанович Чеберук… Он уверовал через свидетельство брата Герасима Степановича Андрюхова – первого сеятеля Слова истины среди жителей Минска. Г.С.Андрюхов был книгоношей… В 1913 году Андрюхов был сослан за проповедь Слова Божия».

Таким образом, примерно в двадцатилетнем возрасте Трифон Кривонос стал баптистом. Он прожил девяносто лет и до конца дней своих сохранил приверженность этому вероисповеданию.

В Минске Трифон познакомился с девицей Марией Захарьевной Цигалко, моей бабушкой. С ней ещё до революции 1917 года он вступил в брак. Мария была православной. Её отец – Захар Цигалко – являлся участником русско-турецкой войны 1878 – 1879 годов, воевал в Болгарии и за проявленную во время боевых действий храбрость удостоился двух Георгиевских крестов.

В дальнейшем в семье Трифона и Марии родилось несколько детей: Владимир, Надежда, Борис, Варвара, Анатолий и Павел, мой родной папа.

Владимир работал зубным врачом. Во время войны стал офицером. В звании лейтенанта медицинской службы встретил Победу. Погиб в начале мая 1945 года.

Надежда также была врачом. В период войны работала в Молодечно, где находился лагерь для советских военнопленных. По воспоминаниям моего отца, во многом благодаря её помощи он выжил с родителями в годы войны, потому что Надя меняла некоторые медикаменты на продукты и поддерживала ими своих родных в голодное военное время. Она умерла от тифа в 1944 году…

Борис в военные годы работал шофёром, и однажды выехав, за пределы Минска, пропал без вести. Ходили слухи, что он ушёл в партизаны, но больше его никто из родных не видел…

Варвара вышла замуж за военного. Её мужа звали Дмитрий. Он дослужился до звания полковника. Имел три боевых ордена: Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды. После войны Варвара и Дмитрий (отчества его, к сожалению, не знаю) проживали в Саратове.

Анатолий пережил войну. Трудился водителем. Умер в середине 70-х годов прошлого века.

По рассказам моего отца Трифон Герасимович был человеком строгим, но добрым. Он хорошо знал Святое Писание, много читал баптистскую литературу и несмотря на то, что не получил даже среднего образования стал, одним из лучших проповедников среди минских евангельских христиан.

До войны он чудом не был арестован. Однажды мой папа пришёл со школы, и его взору открылась такая картина. Дед сидел возле печки, в которой полыхало, медленно сгорая, что-то большое и толстое. Трифон Герасимович, отличавшийся сильным характером, плакал навзрыд. На вопрос маленького Паши: что происходит, он объяснил ему, что вынужден сжечь Библию, так как по навету каких-то знакомых на днях к ним могут придти с обыском.

Через несколько часов, ночью, в их дом действительно ворвались энкеведисты. Учинив в доме обыск, они порвали обои, повскрывали полы, перевернули весь чердак, но Библии не нашли…

Неслучайно дед не любил большевиков. Во время войны в своих проповедях он часто в резко негативной форме высказывался о них, осуждал их политику и злодеяния довоенных лет. Когда в 1944 году немцы отступали и их колонна проходила по улице Слонимской, где жила семья деда, он встал из-за стола и, глядя в окно, громко ударив по столу крепко сжатыми кулаками, с горечью в сердце сказал: «Да, немцы уйдут!»…

Кто-то из баптистов донёс на него, и в 1945 году деду вспомнили его проповеди. Он был арестован и 5 лет провёл в исправительнотрудовом лагере (ИТЛ) в Новосадах, под Борисовом.

После освобождения из заключения Трифон Герасимович прожил ещё 28 лет. Несмотря на вредность своей профессии стеклодува, которая крайне неблагоприятно сказывается на состоянии лёгких человека, дед отличался крепким здоровьем. В возрасте 84 лет он успешно перенёс операцию по удалению аппендицита. Умер в 1978 году и был похоронен на Чижовском кладбище.

Родители моей мамы происходили из Витебской области.

Её отец Павел родился в 1894 году в семье крепкого, зажиточного крестьянина Стефана Брита в деревне Коврижки Сенненского уезда. До революции этот уезд входил в состав Могилёвской губернии.

Стефан Брит был необыкновенно трудолюбивым человеком и имел большое хозяйство: 26 гектаров земли, 4 коровы, коня, 15 голов коз и овец. В его хозяйстве использовались различные технические новшества, а не только ручной и тяглый труд. На свои средства с помощью сыновей он построил сельскую школу. Держал большую пасеку. Его внучка, моя дорогая тётя Аня, маленькой девочкой однажды забралась в сад к своему деду, и её чуть до смерти не закусали пчёлы. По милости Божьей Стефан спас внучку.

Благодаря таким, как он, Российская империя в начале ХХ века «прочно удерживала первое место в мире по производству пшеницы, ячменя, ржи, овса». И если бы не произошла революция 1917 года, трудами таких людей, как Стефан Брит, жизнь страны могла бы мирно преобразиться. Большинство же крестьян из неграмотных и нищих превратились бы в зажиточных, образованных, свободных земледельцев. Но этому, к великому прискорбию, не суждено было сбыться…

Около 1915 года Павел Степанович Брит вступил в брак с моей бабушкой Фёклой Миновной Конопелько, которая проживала в деревне Ширки того же Сенненского уезда. Её отца звали Мина Лазаревич, маму – Наталией.

Отец Фёклы, мой прадед, в Святом Крещении был назван в честь Святителя Мины, епископа Полоцкого, жившего на рубеже ХІ – ХІІ столетий.

Любопытно отметить, что, проживая в Ширках, Конопельки соседствовали с семьёй Мирона Васильевича Машеро – отца будущего Первого Секретаря ЦК КПБ Петра Мироновича Машерова (1918 – 1980), который в годы войны изменил свою фамилию, добавив к ней букву «в».

По воспоминаниям родной сестры будущего Первого Секретаря –Ольги Мироновны Пронько (Машеровой), их семья жила неподалёку от реки Оболянка, которая протекала в очень красивой местности, запомнившейся ей следующим образом:

«Наша деревня Ширки примерно в 22 дома располагалась в живописнейшем уголке белорусской земли.

На возвышении, имеющем форму полукруга, стояли дома, окаймлённые цепочкой садов и полей. За домами, вдали, темнел лес. В долине протекала река Оболянка. Делая изгиб, она как бы повторяла направление возвышенности. Складывалось впечатление, что река заглянула к нам, слегка изогнулась и устремилась вперёд навстречу своей старшей сестре Лучосе – притоку Западной Двины.

Берега поросли кустарником и высокой ольхой. В местах, где река протекала по равнине, течение было ровным и спокойным, а берега – пологими. Дно здесь чистое, песчаное, вода прозрачная. В этом месте был наш пляж. Здесь мы с детского возраста учились плавать, купались до посинения и бежали на солнышко. Мальчишки ловили рыбу, а женщины полоскали бельё, отбеливали полотно и расстилали его на лугу. Вечером мужики купали лошадей и мылись сами.

Совершенно по-другому вела себя река, когда на её пути появлялось препятствие. Она круто изгибалась, образуя высокий обрыв, поросший кустами и деревьями. У самого берега корни подмывались водой, и над рекой, словно привидения, нависали оголённые корневища. Это место было выше по течению от нашего пляжа и называлось «Минкин вир», по имени соседа Конопельки Минки, земли которого примыкали к берегам».

Упомянутый сосед и есть мой прадед – Мина Лазаревич. Человек деятельный и энергичный, он был весьма одарённым строителем и возглавлял артель мастеров, которые рубили дома в Каролино (предместье Богушевска). Некоторые из этих домов сохранились до сих пор.

Дочь Мины Лазаревича – Фёкла, являлась старшей в семье. Кроме неё в Ширках родились: Мария, Александра, Андрей (погиб в годы войны) и Марфа. Все они в детском возрасте были участниками той же тихой деревенской жизни, чудный образ которой запечатлела для потомков их землячка Ольга Машерова.

К сожалению, деревни Ширки давно уже нет. Ещё до войны всех её жителей переселили в близлежащую деревню Платоны. Это на километра два ближе к Богушевску, но на такое же расстояние – дальше от реки Оболянки…

После вступления в брак Павел Степанович и Фёкла Миновна проживали в деревне Коврижки в большом, просторном доме Стефана Брит. В 1925 году Павел получил от отца 4 гектара земли, корову и коня. И казалось, что жизнь наладилась, что революция с её потрясениями осталась позади, трудись только во Славу Божью и Господь приумножит плоды твоих трудов… Но заниматься милым сердцу хлебопашеством пришлось не долго. Вскоре началась коллективизация. В 1933 году хозяйство Стефана было ликвидировано. Младший брат Филипп, проживавший в том же доме, за невыполнение лесозаготовок отправлен на принудительные работы.. Сам дом конфискован.

Оставшись без крова, семья Павла Степановича выехала на Украину. В это время был страшный голод, с особой силой давший знать о себе как раз в Малороссии. Поэтому около месяца прожив под Полтавой, семья моего деда возвратилась в родные места и поселилась в Богушевске, расположенном на железной дороге Орша – Витебск.

В целом в этой семье родилось 14 детей (!). Семеро из них умерли в младенчестве: Лидия, Павлина, Герасим, Анатолий, Михаил, Мария и Евгения. Царство им Небесное! Они стали Ангелами-Хранителями остальных семи детей, по достижении зрелого возраста вошедших в жизнь земную: Анны, Ксении, Нины (моей мамы), Степана, Геннадия, Феодора и Константина.

В Богушевске измученная голодом семья поселилась вначале у родной сестры Павла Степановича – Анастасии, в деревне Вакары. После того, как в 1934 году дедушка утроился работать путевым обходчиком на железной дороге, семье выделили дощатую будку, в которой до этого хранился железнодорожный рабочий инструмент. Между досками этой будки встречались щели толщиной в человеческий палец. Чуть позже семья перебралась в казённый дом, заняв одну его половину. Условия жизни там были намного лучше, но дом был чужим, и надо было думать о собственном жилище.

Неоценимую помощь в его обретении оказал родной брат Павла – Филипп Степанович. По возвращении домой, он безвозмездно отдал брату 900 заработанных им многострадальных советских рублей.

И тогда Павел Степанович приобрёл небольшую клеть и вместе с детьми Стёпой и Геной срубил свой маленький домик в так называемом Цыганском посёлке, на окраине Богушевска.

А Филипп Степанович Брит с началом войны был призван в действующую армию. За мужество, проявленное в боях с врагом, его наградили боевым орденом. Но с войны он не вернулся. Погиб на фронте. Вечная ему память, не пожалевшему последних денег для семьи своего родного брата…

Следует отметить, что Павел Степанович Брит был глубоко верующим человеком. Обладая прекрасным голосом (баритон) и хорошим слухом, он был певчим в Богушевской церкви Святых Апостолов Петра и Павла и одновременно исполнял при ней обязанности дьячка. Вера в Господа Иисуса Христа, как ничто иное, помогла ему с человеческим достоинством выжить в тех неимоверно сложных обстоятельствах, которые преследовали его на протяжении всей земной жизни. Думаю, что по его молитвам и я познал Господа, став православным священнослужителем. Ведь у Бога мёртвых нет, и все мы молимся друг о друге…

В 1936 году Павла Степановича арестовали по обвинению в том, что «ён як сацыяльна небяспечны элемент пралез на транспарт». 27 марта того же года Богушевск посетила Выездная сессия Витебской Спецкамеры. К удивлению тех, кто оклеветал деда, её члены не нашли в деятельности арестованного никакого состава преступления и 26 апреля ему вынесли оправдательный приговор.

Может, этому способствовало то, что на момент ареста в его семье насчитывалось 6 детей (возрастом от 6 месяцев до 14 лет). А может, члены сессии прислушались к мнению дорожного мастера Лабосёнка, который засвидетельствовал, что: «Брыт на жэлезнадарожным траспарце працаваў паказальна, на падставе чаго лічыўся ўдарнікам і падлягаў прэміраванню, але прэмія яму выдана не была ў сувязі з яго арэстам…». Как бы там ни было, Павла Степановича освободили.

На дворе был 1936 год, время относительной оттепели, когда аресты не носили массового характера. Приняв Сталинскую Конституцию, формально провозглашавшую «свободу отправления религиозных культов» в СССР, власти готовились к новым, жесточайшим гонениям приближавшегося 1937 года.

Именно в этот зловещий год 18 сентября был арестован Яков Васильевич Бульбенко – муж родной сестры Фёклы Миновны – Марфы.

Ордер на его арест подписал начальник Богушевского Районного Отделения НКВД БССР младший лейтенант Госбезопасности Раппе.

Его подручный уполномоченный Богушевского РО НКВД Яковлев в «Обвинительном заключении» от 25 сентября 1937 года отмечал: «Бульбенко в 1932 г. подлежал высылке как кулак, но от высылки скрылся, при чём появившись на территории колхоза Молотов Новосельского с/с начал организовывать а/с сектантскую группу, через которую проводил сектантско-библейскую работу, распространял к/р слухи о том, что согласно Божьему Закону, «хамово царство» долго не будет существовать и коммунисты-антихристы поплатятся за всё своей жизнью».

В 1937 г. в мае месяце Бульбенко говорил: «Вот видите, до чего доводят антихристы-коммунисты колхозников – есть нечего, а работать надо, как при пригоне. Пусть знает крестьянство, как забывать Бога и Его законы. Это царство антихристово долго не будет существовать!».

Яков Васильевич был баптистом и пострадал за свои убеждения. Заодно с ним арестовали, кстати, отца будущего Первого Секретаря ЦК КПБ – Машеро Мирона, который так же являлся баптистом и поддерживал дружеские отношения с Яковом Бульбенко. За нелицеприятные, правдивые высказывания оба получили по 10 лет концентрационных лагерей и погибли в заключении…

Накануне войны Марфа Миновна пробовала добиться освобождения мужа. Но в пересмотре дела постановлением от 1 августа 1940 года ей было отказано…

Всю войну семья Павла Степановича прожила в Богушевске. Дед трудился рабочим на железной дороге. Бабушка растила детей.

Весной 1942 года Богушевск посетили архимандрит Серафим (Шахмуть) и священник Григорий Кударенко. Преодолевая многие трудности, они совершали свой знаменитый миссионерский рейд по городам и весям Восточной Белоруссии.

Первоначально эти подвижники побывали в г.Сенно, где «на Вербное воскресение… устроили первое богослужение, на котором присутствовало свыше 1000 молящихся. Там На собрании благочинных Минской епархии же ими было крещено свыше 200 детей, как, впрочем, и в ряде других мест, через которые лежал путь отцов-миссионеров».

Затем отец Серафим и о.Григорий выехали в Витебск, в котором 5 апреля 1942 года встретили Светлое Христово Воскресение.

В начале мая, направляясь на юг Белоруссии, они проезжали через Богушевск, где архимандрит Серафим совершил Таинство Крещения моего родного дяди – Феодора Брит. Ему исполнился всего лишь год и два месяца. Факт его крещения подтверждает собственноручная подпись отца Серафима на свидетельстве о рождении младенца Феодора: «Окрещён в православное исповедание 7.5.1942 г. Архимандрит Серафим Шахмуть», и печать, по кругу которой на польском языке написано: «Klasztor prawoslawny w Zyrowisach w Slonime».

Промыслительно, что о крещении своего родного дяди отцом Серафимом я узнал от своих родственников вскоре после прославления этого угодника Божия (12 декабря 1999 г.). Верю, что это совпадение не было случайностью. Господь как бы открыл мне тем самым, что занимаясь реабилитацией отца Серафима и собирая материалы, необходимые для его канонизации, я был на правильном пути.

В 1945 году в возрасте пятидесяти одного года Брит Павла Степановича признали нетрудоспособным и по состоянию здоровья уволили с железной дороги. Полуголодная жизнь и изнурительный труд сделали своё дело… В дальнейшем вплоть до своего упокоения в 1959 году он оставался певчим в Богушевской Свято-Петро-Павловской церкви.

С 1946 года её настоятелем являлся священник Гавриил Оберемко, с которым Павел Степанович поддерживал близкие, сердечные отношения. Отец Гавриил прожил долгую жизнь. Участвуя в баталиях Первой Мировой войны, был трижды ранен, за храбрость награждён Георгиевскими крестами 3 и 4 степени. Сан священника принял в 1943 году. Умер в 1979 году в возрасте девяноста трёх лет…

Вот, пожалуй, и всё, что хотелось бы вспомнить, и о чём хотелось бы рассказать ради сохранения в памяти тех мгновений жизни земной, которые укрепляют духовно нас, не безразличных к прошлому своих родных и близких.