Окончание. Начало в №№57,56,55,54.

Оставив Эпидавр, который порадовал нас приятной солнечной погодой, мы направились в древние Микены, которые Гомер называл златообильными и крепкозданными, в которых, по тому же Гомеру, царствовал горделивый царь Агамемнон, один из главных царей описанной в «Илиаде» Троянской войны. Расцвет Микен пришелся на эпоху поздней бронзы, с 1550 по 1200 годы. Именно в эти времена и были воздвигнуты тут сооружения, которые способны удивить даже избалованного внешними впечатлениями современного человека и которые принято называть циклопическими. Взирая на постройки из огромных каменных глыб, древние греки полагали, что создать подобное могли только одноглазые гиганты циклопы. Наша первая встреча с циклопической архитектурой произошла уже по дороге из Эпидавра в Микены, где находится арочный микенский мост Казармаса, который расположен рядом с современной трассой, но до сих пор используется по своему прямому назначению.

Отъехав несколько десятков километров от Эпидавра, мы оказались в небольшом курортном городке Нафплион, который можно считать мечтой любителей спокойного отдыха близ цивилизации. Греческий город Нафплион испытал на себе сильное итальянское влияние, отразившееся в его архитектуре. В ходе бурных исторических событий второго тысячелетия Нафплион часто менял своих хозяев: длительный период он принадлежал венецианцам, на краткое время был завоеван и знаменитым русским графом Орловым. Нам же этот город подарил приятную прогулку по набережной, свежий морской бриз, красивые панорамы и незабываемые воспоминания об уютных улочках неторопливого приморского городка, над которым высоко парит венецианская крепость. Ну а дальше были окутанные весенней дымкой и утопающие в усыпанных яркими оранжевыми плодами мандариновых и апельсиновых рощах Микены.

Древняя микенская культура свидетельствует о тесных связях западной и восточной цивилизаций, о единых их истоках. Отчасти эти связи просматриваются и в библейской истории: филистимляне — народ, который в конце второго тысячелетия был одним из главных врагов еврейского народа, и который дал название Палестине, имел отношение к крито-микенской цивилизации. Об этом говорит родство микенской и филистимской керамики.

Открытие микенской цивилизации началось с открытия Трои, обнаружив которую, Генрих Шлиман, совершенно по-детски доверявший тексту гомеровских поэм, решил изучить и город победителя троянцев Агамемнона. В моей памяти еще были живы впечатления от скромных руин Трои, которую я посетил за пару лет до Греции, а потому весьма ощутим был контраст новых впечатлений. Царские Микены величественны даже в своих руинах, которые горделиво возвышаются над холмами благодатной Арголиды

Мы вышли из автобуса у знаменитых купольных гробниц, небо было затянуто плотной пеленой облаков, робко накрапывал февральский дождь, спасаясь от которого, мы поспешили войти под мощные каменные своды гробницы Атрея (или Агамемнона), пройдя через обложенный большими каменными блоками коридор длиной в 36 метров. Находясь в гробнице, я невольно вспомнил гомеровскую историю об ослепленном Одиссеем циклопе Полифеме, который мог вполне комфортно расположиться в подобном огромном пространстве вместе со своими стадами. А воспоминания о деталях гомеровской истории о Полифеме под тяжелыми каменными сводами самой гробницы могут породить в чувствительной душе и немалый страх. Внешне гробница напоминает курган. О масштабе сооружения можно судить уже по тому, что каменная перемычка над входом имеет вес 120 тонн.

В микенских гробницах Генрих Шлиман обнаружил знаменитые сокровища, среди которых выделяются золотые погребальные маски, одну из которых он назвал маской царя Агамемнона. Особенности изображения лица на этой маске напоминают особенности изображения лиц на глиняных филистимских саркофагах, которые дошли до нас в Палестине, что также может свидетельствовать о микенском происхождении осевших на побережье восточного средиземноморья «народов моря», филистимлян.

Когда мы подошли к огромным Львиным воротам Микен, дождь прекратился, небо слегка прояснилось, представилась возможность неторопливо пройтись по улицам древнего города, полюбоваться незабываемыми видами на окрестные холмы. А виды были действительно хороши. Под выразительными своими контрастными оттенками низкими облаками простирались яркозеленые фруктовые сады, покрытые свежей травой склоны холмов, на которых изредка встречались цветущие деревья. В садах шел сбор спелых фруктов, одновременно с этим завершалась греческая зима, наступало время весны. И в душе приходило ощущение покоя, умиротворения и какого-то совершенно домашнего уюта. Перед моими глазами была настоящая Греция, которая в тот момент казалась абсолютно подлинной и какой-то родной, узнаваемой от своих собственных детских впечатлений, рожденных чтением древнегреческих авторов. И эта несколько камерная земля Арголиды чем-то напомнила мне восхитительную и одновременно грустную Каппадокию, которая также кажется особым местом в котором земля соединяется с небом. Из Микен в Афины мы ехали по промытой дождем дороге, над которой ярко сияла радуга.

Древняя столица Греции встретила нас такой, о какой только могут мечтать туристы: солнечное небо, необычно малое число посетителей популярных исторических мест. Торговцы сувенирами охотно снижали цены, ссылаясь на кризис и отсутствие туристов: сезон путешествий только начинался.

Утром, когда небо было еще затянуто легкой дымкой облаков, мы выехали в центр города, осмотрели стадион, на котором прошли первые в новейшей истории олимпийские игры, построенный на месте древнего спортивного сооружения, и направились к Акрополю. Улицы города были еще почти пустынны, облака постепенно рассеивались, солнце поднималось все выше, и его лучи заливали нежным утренним светом скалы и белоснежный мрамор древних построек, который в эти часы приобретал золотистые и розовые оттенки и красиво выделялся на фоне прозрачно-голубого неба. Необыкновенная игра света и тени создавала ощущение волшебства. С особым трепетом делал я свои первые шаги по ступеням каменной цитадели древних Афин.

Современные туристы видят Акрополь достаточно стерильным: пропилеи – парадный вход с портиками и колоннадами; величественный Парфенон, который за свою историю успел побывать языческим храмом, христианской церковью и мечетью; Эрехтейон со знаменитыми кариатидами, который в древности был хранилищем языческих реликвий города, потом стал христианским храмом и даже гаремом; храм Ники и остатки других древних строений. Мы видим Акрополь примерно таким, каким могли видеть его в блистательном пятом веке, в эпоху Перикла, во время небывалого экономического и культурного взлета Афин. Но таким Акрополь стал только в последнее столетие. Археологические и реставрационные работы уничтожили плотную застройку этого места, архитектурные следы сложной истории, насчитывавшей более двух тысяч лет. Историки и культурологи спорят о правильности подобного подхода, но благодаря ему мы имеем возможность, поднявшись на высокий холм древней крепости, помечтать о великой Древней Греции, пусть даже она была и не такой, какой рисует ее нам наше воображение. Да и мне самому приятнее созерцать оголенный золотисто-розоватый мрамор античных храмов или статуй, которые, имея голую каменную поверхность, прохладную и теплую одновременно, именно потому при всей своей человечности выглядят возвышенными и отвлеченнострогими. И выглядят они не так, как выглядели в древности, когда храмы и статуи покрывали яркими красками самых разных цветов.

Сложной была история древней Эллады. Но ее культура обогатила многие народы, дав импульс для развития мировой культуры на многие столетия. Осколки древней греческой культуры можно видеть не только в разбросанных по всему миру музейных коллекциях, хранящих фрагменты афинских зданий (например, скульптуру из Парфенона и одну из кариатид Эрехтейона я видел в Британском музее), но и в современных архитектурных сооружениях, общественных традициях и идеалах.

И все равно посетитель Афин не лишен возможности совершить экскурсию по разным эпохам. Для этого достаточно выйти через Пропилеи и начать спускаться узенькими старыми улочками в город. Здесь, в квартале Плака, можно и прочувствовать атмосферу времен Османской империи позапрошлого столетия, и соприкоснуться с наследием, оставленном временами римского владычества. За несколько часов мне удалось пройтись по древней рыночной площади – агоре, которая была и центром политической жизни; заглянуть в самый хорошо сохранившийся древнегреческий храм – храм Гефеста; посетить прекрасно восстановленную в 1950-х годах американскими археологами стою Аттала (стоя — длинная галереея портик с двумя рядами колонн); увидеть остатки Библиотеки Адриана, императора, подавившего иудейское восстание Бар-Кохбы; зайти на римскую агору, возведенную во времена Юлия Цезаря и Октавиана Августа в преддверии Рождества Христова; полюбоваться восьмигранной башней Ветров, построенной в 40-х годах до Р. Х., и руинами самого большого древнегреческого храма в Афинах – храма Зевса Олимпийского, который являлся, помимо прочего, и древним долгостроем, строительство которого смог завершить спустя почти шесть с половиной веков от закладки только император Адриан, от которого в Афинах сохранилась арка. И везде среди древних руин и построек последних столетий встречаются древние византийские храмы, которые на фоне седых древнегреческих и римских руин не кажутся столь старыми.

Для христиан Афины значимы и тем, что их посетил апостол язычников, апостол Павел. Было это во время второго миссионерского путешествия в 51 году. Апостол прибыл в прославленный город морем, причалив, вероятно, в Фалерской гавани. Именно недалеко от этой гавани, по свидетельству греческого писателя и географа II века Павсания, находились жертвенники Неведомых богов (Описание Эллады I, 4, 1). Вполне возможно, что именно об одном из таких жертвенников и говорил сам апостол (Деян. 17:23). Книга Деяний святых апостолов рассказывает о том, как апостол Павел ходил по городу, общался с жителями в синагоге и на агоре: «В Афинах Павел возмутился духом при виде этого города, полного идолов. Итак, он рассуждал в синагоге с Иудеями и с чтущими Бога, и ежедневно на площади со встречающимися. Некоторые из эпикурейских и стоических философов стали спорить с ним; и одни говорили: «что́ хочет сказать этот суеслов?», а другие: «кажется, он проповедует о чужих божествах», потому что он благовествовал им Иисуса и воскресение» (Деян. 17:16-18). Афиняне даже пригласили апостола Павла выступить в Ареопаге, совете афинских старейшин: «И, взяв его, привели в ареопаг и говорили: можем ли мы знать, что это за новое учение, проповедуемое тобою? Ибо что-то странное ты влагаешь в уши наши. Посему хотим знать, что́ это такое? Афиняне же все и живущие у них иностранцы ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое» (Деян. 17:19-21). Воспользовавшись любовью афинян к обсуждению новостей, апостол Павел предложил им евангельскую весть о воскресении, которая не вызвала отклика у пресыщенных афинских интеллектуалов. Впрочем, обратился один из членов ареопага, Дионисий Ареопагит.

Современные путешественники могут видеть около Акрополя скалу, называемую Ареопаг, на которой в древности для рассмотрения важных дел собирался совет. На Ареопаге выступали древние философы и риторы. Рядом со скалой сохранились и остатки древнего христианского храма в честь Дионисия Ареопагита.

Древние афинские интеллектуалы оказались глухи к евангельской проповеди. Однако слова апостола нашли отклик в сердцах простых людей. После Афин он отправится в Коринф, и в дальнейшем, в Первом послании к Коринфянам, он напишет: «Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость … Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее» (1 Кор. 1:22-28)». Пройдет время, и весь греческий народ примет христианство, веру, которая помогла грекам сохранить себя как народ.

Выехав из Афин, мы вернулись на север страны, в Салоники. По мере приближения к Македонии менялся климат, становилось холоднее, уже не видно было зеленых деревьев. За окном автобуса было серое небо и серые пейзажи. По дороге нам удалось осмотреть самую большую гору Греции, на которой, по представлениям древних, обитали божества – Олимп. Олимп достигает высоты более 2 900 метров. Находясь на одной из вершин горы, на высоте 2 000 метров, можно было насладиться видом не только самой высокой заснеженной вершины горы, но и видом обширной равнины и побережья Эгейского моря.

Под склонами Олимпа мы посетили руины древнего Диона, религиозного центра античной Македонии, где находилось святилище Зевса. Когда-то тут проходили македонские олимпийский игры: на состязания в Олимпии македонцев греки не допускали. Свой победоносный поход на Азию Александр Македонский начал с жертвоприношений в Дионе. Отсюда выступили войска Александра, покорившего величайшую персидскую империю и создавшего невиданное по размерам государство.

Дион встретил нас прохладой, голыми деревьями, прелой листвой на пожухлой траве. Равнина, на которой строились здания Диона, ныне заболочена, как заболочено и место знаменитого храма Афродиты в Ефесе. На первый взгляд, Дион в конце зимы выглядел не очень привлекательным – печальное сырое место, картина увядания и разрушения. Невозможно было и осмотреть археологическую зону во всей полноте: сохранившиеся на руинах зданий напольные мозаики были закрыты на зиму. Но, как ни странно, именно это время года показалось мне наиболее подходящим для того, чтобы уловить особое свойственное этому месту настроение. Здесь, под склоном заснеженного Олимпа, среди заболоченных темных руин, отражающихся в воде голых деревьев, колонн и статуй царила тихая светлая грусть, напоминающая о тленности всех земных человеческих достижений, всего внешнего величия и славы. Вспомнилось о том, что похожее ощущение зыбкости и призрачности навеял на меня некогда Массандровский дворец в Крыму.

В размышлениях о тщетности человеческих трудов провел я время пути от Диона в Вергину. По дороге в Виргину мы проехали Верию, город, в котором во время второго миссионерского путешествия проповедовал апостол Павел, и где его проповедь нашла благодарных слушателей в лице местных иудеев. В Вергине нашей целью были царские захоронения, открытые учеными в 1977 году. Открытая тогда хорошо сохранившаяся царская гробница неожиданно оказалась местом захоронения Филиппа II Македонского, отца Александра Великого. Среди других находящихся рядом гробниц – гробница жены Александра Роксаны и его сына, Александра IV, убитого в 14-летнем возрасте. Современные посетители восторгаются найденными в захоронениях сокровищами, отличающимися необыкновенно высоким уровнем мастерства их изготовителей: ювелирными изделиями, серебряной посудой, доспехами, украшенной тончайшей резьбой по кости мебелью. Специалисты обращают особое внимание на уникальную настенную живопись возрастом около 2 300 лет.

Во время осмотра музейной экспозиции моя грусть сменилась восхищением от совершенства изделий человеческих рук. Я задумался и о духовном наследии великого македонского правителя. Конечно, Александр умер молодым, его империю разорвали на части его сподвижники, его наследника умертвили. Но он оставил немалое культурное наследие, которое живо до сих пор. Он оставил мечту о единстве народов, объединенных высшими достижениями человеческой культуры и мысли. Он создал огромное единое культурное пространство, которое по божественному промыслу стало благодатной почвой для христианской проповеди. Плоды этой проповеди видны в Греции повсюду, они и в древних и современных христианских храмах, и в добросердечии и благочестии народа этой страны, и в самом факте существования на этих землях наследников древней Эллады, прошедших самые сложные исторические испытания.